Сказка была такая. В давнее-предавнее время один князь, отведав тульских пряников, тут же вознамерился печь такое же лакомство у себя в княжестве, чтобы дивить гостей посольских. Позвал он из Тулы-города искусного пряничных дел мастера и сказал ему: «Коль угодишь мне, коль пряники будут вкуса тульского, осыплю тебя жемчугом да золотом, а не угодишь — прогоню с позором». Согласился мастер, потому как в славе ходил среди тульских пряничников. Стал он колдовать-работать, а когда пряники были готовы, попросил князя отведать чудо-лакомство. Отведал князь и лицом изменился, и в гневе обозвал пряничных дел мастера неумехой-мошенником за то, что пряники были вкуса не тульского, и прогнал с позором. Позвал князь из Тулы другого пряничных дел мастера и сказал ему то же, что говорил первому, с позором прогнанному. И второй мастер согласился, потому как еще в большей славе ходил среди тульских пряничников. Оглянул этот мастер сусеки с мукой, заглянул в колодец и говорит князю такие слова: «Подавай сюда, князь, муку тульскую и воду тульскую, иначе работать я не согласен». Подумал-подумал князь и ответил: «Будь по-твоему», — и приказал своим людям доставить в княжество, что требует пряничных дел мастер. Когда муку и воду привезли, стал колдовать-работать мастер, а потом попросил князя отведать чудо-лакомство. Отведал князь и опять лицом изменился, и еще в большем гневе обозвал пряничных дел мастера мошенником и прогнал с позором. А чудо-лакомство не выходило из княжеской головы, и позвал он из Тулы третьего пряничных дел мастера, совсем уж не имевшего себе равных, и сказал ему те же слова, какие говорил первому пряничнику и второму, прогнанным с позором. Третий мастер оглянул муку, на язык попробовал, сказал: «Хороша мучица». Оглянул он воду, зачерпнул ковшиком, отпил глоток, во рту подержал и сказал: «Хороша водица». «Ну приступай к работе да помни наш уговор», — сказал ему князь. Мастер подумал-подумал и ответил: «Приступлю, князь, но при таком еще условии — окромя тульской муки да окромя тульской воды, подай сюда, князь, и воздух тульский, тогда будет вкус у пряников такой, какой тебе надобен». Задумался грозный князь. Понимал он, что муку или воду привезти из Тулы нехитро, а воздух привезти нельзя. Думал-думал князь и лицом изменился — посветлел. Отпустил он пряничных дел мастера, наградил его горстью жемчуга и горстью золота за находчивость.
В открытые ворота проходной въехала директорская легковая машина, и дядя Вася в порыжевшем своем кожаном картузе со звездой, в гимнастерке и стареньких валенках (у старика болели ноги) следил, как женщина закрывает ворота. Макрушин догадывался: это вахтер обучает премудростям своего дела сменщицу. Правильно. А то ведь сменщиком у дяди Васи был совсем еще не старый мужик, ему-то нашлось дело поважнее. Петя рассказывал: выписался из госпиталя бывший пограничник с ампутированной кистью левой руки, ехать ему некуда, село под Псковом оккупировано, вот пограничник и заменил начальника заводской охраны Чернецкого. Тоже правильно! И зря, как говорил Петя, шумел Чернецкий, по врачам бегал. Оно, конечно, фронт — серьезная штука, это тебе не Виктора Долгих на проходной задерживать и под пистолетом в милицию вести… Виктор написал Борьке Дворникову — учится на истребителя танков… Эх, рассказывал Петя про эти танки… Он-то второй раз и ранен был из-за них, проклятых. Приказали ему поставить на дороге орудия и не пропускать немца. Вот Петя и шарахал по танкам. Они-то по дороге перли, а с дороги сверни — снег по самую макушку. Правильно решило Петино начальство — круши на дороге, загоняй в снег… Орден ему за тот бой назначили… Орден — это хорошо, но и самому попало, до сих пор без костыля ходить не может… У Пети были орудия, а снаряд — он далеко летит и так может садануть, что твой танк юлой завертится — каюк ему!.. А что будет в руках у Виктора? Не противотанковое ли ружье? О нем он слышал от известного конструктора, с которым по молодости за девками бегал. Конструктор потихоньку жаловался ему, что Москва, мол, спать не дает, Москва, мол, спешить велит с выпуском ружей…
Однажды ранним утром, войдя в цеховую конторку и глянув на уставшего Ладченко, Рудаков удивленно спросил:
— Ты что, из цеха не уходил?
— С тобой уйдешь, — махнул рукой Ладченко. — Вчера еще группу отправил в армию… А что делать с планом?
— Перевыполнять, разумеется. Я тебе вон каких ребят прислал.
— Троих прислал, а пятеро ушли. Вот какая арифметика.
— Артемов набрал силу. Будет приходить молодежь из ремесленного. Я к тебе пораньше вот с какой заботой. Есть предположение, что придется нам осваивать кое-что для истребительной авиации.
— Неужели пулемет?
— Возможно. А значит, потребуется новая оснастка.
— И новые площади… И выходит: не видать мне здания, которое начали строить для инструментального, — опечалился Ладченко.
Они сидели в конторке вдвоем, прикидывали, что потребуется от инструментальщиков, если придется осваивать новое для завода оружие.
— Прошу немедленно начинать подготовку, — сказал Рудаков.