Всё, что имели...

Привыкший к тому, что приказ есть приказ, Ладченко подумал, что не такое уж сложное получено задание. Среди кадровых инструментальщиков немало настоящих мастеров, которые, как говорится, из ничего умели сделать что-то. Даже в нынешних не очень-то подходящих условиях, при нехватках то одного, то другого, цех сполна обеспечивал завод инструментарием.

«Так будет и сейчас», — не сомневался Ладченко, зная, что листовая сталь есть, что Смелянский технологию разработал, нужные чертежи выдал, Макрушин и Грошев приступили к работе…

И вот они, готовые сегменты, закаленные Тюриным, умеющим делать это лучше всех. Осмотрев изделия, Ладченко похвально сказал:

— Не уступят фабричным. Опробовать!

Диск пилы завизжал, легко вгрызаясь в металлическую болванку, но через минуту-другую сегменты стали крошиться…

— Первый блин комом… Это ничего, — бодрился Ладченко. — Продолжим. Евгений Казимирович, мне думается, что все дело в закалке, — говорил он Смелянскому. — Помоги Тюрину.

Но пила по-прежнему больше двух минут не работала, сегменты крошились.

— Вся причина — сталь. Будь она у нас получше, все было бы в ажуре, — говорил Тюрин.

— Так-то оно так, без хорошей стали крепкую штуку не сделаешь, но и прочность металла от наших рук зависит, — не то возражал, не то с самим собой принимался рассуждать Макрушин.

Инструментальщики думали, рядили, гадали, как выйти из положения. Иногда начальнику цеха казалось, что решение задачи где-то рядом, но это «рядом» почему-то не давалось, не подпускало к себе. Он понимал: прав Тюрин, говоривший о необходимости иметь доброкачественную сталь, но больше его привлекало макрушинское мнение. Ему уже говорили в отделе снабжения, что другой стали пока не будет и что если даже директор добьется через наркомат поставок заводу лучшей стали и готовых сегментов для пил Геллера, то произойдет это не сегодня или завтра, а без пил оружейники обходиться не могут. Это было понятно Ладченко. Он, кажется, даже потерял способность пошучивать да посмеиваться и лишь однажды признался Леонтьеву: «Боюсь, что скоро перепилит мне шею эта пила Геллера».

Неожиданно для всех помог решить трудную задачку пятнадцатилетний Славка Тихонов, пришедший в цех из ремесленного училища.

В первый же день Борис Дворников решил подшутить над белобрысым, стриженным под машинку Славкой Тихоновым. Зная, как иногда разыгрывают несмышленых новичков, Борис подбежал к нему.

— Слушай, Славка, выручи, закали вот эту штучку, — он протянул ему специально выточенную из свинца деталь и кивнул в сторону ванны для закаливания с расплавленным свинцом.

Славка взял деталь. Предчувствуя, какой будет хохот, и ухмылочно поглядывая на ребят, ожидавших потехи, Борис подтолкнул Славку:

— Делай!

Славка взвесил на ладони свинцовую деталь, сунул ее в карман Дворникову, сказал:

— Дураки у нас на печке лед жарят. Полезай и ты к ним.

— Ух, какой грамотный, — разочарованно протянул Борис. — Не зря на токарный поставили…

— Подумаешь, токарный… У нас в мастерской не хуже стоит.

— Не хуже? Хвастунишка… Может, у вас и музей дома есть, где охотничьи ружья выставлены? — подковырнул Славку Борис.

— Ружья — чепуха…

— Это как чепуха? Да ты знаешь, кто их делал? Ты знаешь, какие мастера? — распаляясь и думая, чем бы уколоть Славку, говорил Борис. — Те мастера блоху подковать умели!

— Блоха… Ты коня подковать попробуй. А на вашу блоху мне плевать с высокого дерева.

Это было слишком, такого оскорбления Дворников перенести не мог и бросился на Тихонова с кулаками. Подбежали ребята, подоспел бригадир Тюрин, и не дали они Борису проучить Славку да еще посмеялись над ним.

И вот Славка Тихонов, раньше всех разделавшись в столовой с обедом, то заглядывал в книгу, то закрывал ее, шепча стихи.

— Ты что это, молитву читаешь, благодаришь поваров за обед военного времени? — с улыбкой спросил Макрушин, сидевший за соседним столом.

— Стихотворение Пушкина учу. «Кинжал» называется. Зоя наказала в госпиталь завтра идти, раненым читать, — ответил Славка и вдруг попросил: — Никифор Сергеевич, возьмите книжку и следите, а я буду читать наизусть.

— Читай, послежу.

Вскинув голову, Славка декламировал:

Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия позора и обиды.

Окончив чтение, Славка спросил:

— Ну как, Никифор Сергеевич?

— А? Что? — будто бы очнулся Макрушин, в голове которого звучали слова «сковал» и «кинжал». — А, хорошо, правильно прочитал, — похвалил он, почти не слышавший декламатора, а потом, забыв о нем, обратился к Грошеву и Тюрину: — Слышали? Боги ковали кинжалы, а боги были не дураки, понимали толк в булатах… А что если и нам ковать сегменты для пил?

— А что, попытка не пытка! — воскликнул Тюрин.

— Можно и так, — сказал Грошев.

Задача была решена. Кованые сегменты оказались надежными.

— Пушкин и Славка помогли, — шутили в цехе.

Рудаков на планерке сказал: