– Вы оказали бы нам огромную услугу, – сказал он, – если б согласились встретиться с эмиссаром главы инженерных войск, когда тот прибудет сюда.
– Конечно.
– И дать ему полный отчет для официальной следственной комиссии.
– Естественно.
– Таким образом, мистер Лэндор, я объявляю ваши договорные обязательства полностью выполненными и освобождаю вас от контракта. – Он наморщил лоб. – Думаю, это не вызовет у вас недовольства.
«И у капитана Хичкока», – подумал я. Но язык придержал.
– Надеюсь, – добавил Тайер, – вы не откажетесь принять нашу благодарность, по меньшей мере.
– О, полковник, я был бы рад ее заслужить. Ведь… – Я потер висок. – Ведь можно было спасти жизни, если б я был проницательнее и стремительнее. И моложе.
– Вы спасли хотя бы одну жизнь. Мистера По.
– Да.
– Только он едва ли поблагодарит вас за это.
– Так и есть. – Я сунул руки в карманы, покачался с мыска на пятку. – Что ж, ничего страшного. Ваше вышестоящее руководство, полковник, должно быть довольно. Надеюсь, вам удалось потеснить вашингтонских шакалов.
Он внимательно посмотрел на меня. Вероятно, прикидывал, серьезно я или нет. Наконец сказал:
– Полагаю, мы выиграли отсрочку приговора. Лишь отсрочку.
– Но не могут же они закрыть академию из-за…
– Нет, – ответил Тайер. – Но они могут прекратить мои полномочия.
Ни намека на протест. Ни тени эмоций. Он констатировал факт так же бесстрастно, как если бы прочитал об этом в утренней газете.
Никогда не забуду, что сделал полковник в следующий момент. Он придвинул лицо к жерлу колоколообразного ствола восемнадцатифунтовой пушки… и застыл в этом положении на целые полминуты. «Подбивает пушку сделать свою работу», – подумалось мне.
Выпрямившись, Тайер потер руки.
– Стыдно признаться, мистер Лэндор, что когда-то я тщеславно считал себя незаменимым для выживания академии.
– А сейчас?
– Сейчас я считаю, что она может выжить и без меня. – Он медленно кивнул и распрямил плечи, став чуть выше. – И выживет, думаю.
– Послушайте, полковник, – сказал я, протягивая руку, – надеюсь, что в первом пункте вы ошибаетесь.
Тайер пожал мне руку. Нет, не улыбнулся, но губы его слегка дрогнули.
– Я и раньше ошибался, – сказал он. – Но не насчет вас, мистер Лэндор.
Мы стояли у восточного входа в таверну Бенни и смотрели на другой берег реки. Нас разделял примерно ярд.
– Пэтси, я пришел сказать, что все закончилось. Работа окончена.
– И что из этого?
– Ну, мы можем… мы можем продолжить, вот что. Как раньше. Больше ничего не помешает, все закончилось, все…
– Нет, Гас. Остановись. Мне нет дела до твоей работы. Мне нет дела до чертовой академии.
– Тогда что?
Несколько мгновений Пэтси молча смотрела на меня.
– Посмотри на себя, Гас. Они превратили твое сердце в камень.
– Камень… камень может быть живым.
– Тогда дотронься до меня. Только раз, как ты делал это раньше.
Как я это делал раньше… Что ж, задача была невыполнимой. Пэтси, должно быть, тоже поняла это, потому что в ее глазах отражалось сожаление, когда она отвернулась.
– Прощай, Гас.
Еще до окончания следующего дня рядовой Кокрейн перевез в коттедж в Баттермилк-Фоллз мою одежду и вещи. Я улыбнулся, когда он отдал мне честь. Лейтенант Лэндор! Затем Кокрейн хлестнул поводьями гнедого, и спустя минуту фаэтон академии скрылся за вершиной холма.
Следующие несколько дней я провел в одиночестве. Корова Агарь так и не вернулась, дом словно не признавал меня. Жалюзи, связка сушеных персиков, страусиное яйцо – все они смотрели на меня так, будто пытались понять, кто я. Я устало бродил по комнатам, стараясь ничего не потревожить, больше стоял, чем сидел, ходил на прогулки и возвращался при первых признаках сильного ветра. Я был один.
А потом, девятнадцатого декабря, в воскресенье, ко мне заявился гость: кадет четвертого класса По.
Он налетел, как грозовая туча, и мрачно застыл на пороге. Каждый раз, вспоминая об этом, я четко вижу порог.
– Я все знаю, – сказал По. – Все знаю о Мэтти.
Повествование Гаса Лэндора
41
А теперь, Читатель, история:
Жила-была в гудзонских горах юная девица не старше семнадцати лет. Высокая и красивая, грациозная в каждом движении, нежная и безмятежная. Она приехала в этот отдаленный уголок, чтобы помочь отцу жить, а вместо этого наблюдала, как умирает мать. Оставшись вдвоем, она и отец жили в маленьком домике, стоявшем на высоком берегу Гудзона. Коротая время, отец и дочь читали друг другу, играли в шарады и загадки, ходили на долгие прогулки в холмы – девушка обладала крепким здоровьем – и вели тихую и спокойную жизнь. Но не настолько тихую, чтобы никому не удавалось проникнуть в душу девушки, наполненную тягостным молчанием.
Отец любил свою дочь. Он позволял себе верить, что она – утешение, ниспосланное ему Господом.