Я даже не понял, что он имеет в виду. Тогда мне было не до этого. Но я чувствовал, как ритмично вздрагивает его грудная клетка. Я обнял его… на несколько секунд… еще на несколько… А он все рыдал, без слез, без шумных всхлипов, и у него внутри все переворачивалось.
Миссис Марквиз, напротив, контролировала свои эмоции лучше, чем мы. По пещере разнесся ее спокойный звонкий голос:
– Так не должно было случиться. Ей предстояло стать женой… И матерью, да.
Думаю, это слово – «матерью» – что-то разбередило в ней. Она попыталась зажать его во рту, но оно прорвалось сквозь пальцы. Криком.
– Матерью! Как я!
Она прислушалась к тому, как затихало эхо, потом с глухим горловым стоном рухнула на тело дочери. И забила по нему кулачками.
– Нет! – закричал Артемус, оттаскивая ее.
Но этого ей было мало. Ей хотелось колошматить тело дочери. И она так и сделала бы, если б сын не удержал ее.
– Мама, – шептал он, – мама, остановись.
– Мы старались ради нее! – вопила она, падая на неподвижное тело. – Всё ради нее! А она берет и умирает! Ужасная девчонка! Ужасная! Ради чего? Если она не… ради чего все это?
Она отодвинула с лица Леи волосы, стерла кровь с белой шеи и поцеловала безжизненную руку. И разрыдалась.
Разве есть на свете, Читатель, более поразительное зрелище, чем такая глубокая скорбь? Я поддался ему. Вероятно, поэтому долго не слышал звук над своей головой.
– Мистер Лэндор!
Я поднял голову.
– Мистер Лэндор!
Первым моим порывом было рассмеяться. Меня так и подмывало рассмеяться. Потому что явился мой спаситель… и звался он капитаном Хичкоком.
– Спускайтесь сюда! – крикнул я.
Моему голосу потребовалось несколько секунд, чтобы пролететь по коридору и подняться вверх по трубе. В ответ сверху спросили:
– Как нам вас найти?
– Вы не найдете! – крикнул я. – Мы сами найдем вас.
Я подхватил По под мышки, поставил его на ноги и спросил:
– Готовы?
Одурманенный болью, тот плохо понимал, где находится, и уставился на свою руку.
– Лэндор, – пробормотал он, – меня можно перевязать?
Я взглянул на рукав своей рубашки, разорванный на полосы. Эти бинты я предназначал для Леи, но они вполне могли сойти и для него. Я забинтовал его рану как можно туже. Затем, закинув его другую руку себе на плечи, стал продвигаться к двери. Но нас остановил голос, тихий и умоляющий:
– Ты думаешь…
То была миссис Марквиз, которая с робким видом указывала на каменный алтарь, где сидел Артемус.
И не один. Он успел подтащить к себе тело Леи, положил ее голову на колени и смотрел на нас с вызовом, который был красноречивее любых слов. В обращенном ко мне лице его матери читалась же лишь мольба.
– Мы вернемся за Леей позже, – сказал я. – Я должен доставить мистера По к…
«Доктору». Это слово застряло у меня в горле, потому что звучало как шутка, и миссис Марквиз, кажется, сразу поняла ее. Я ни разу не видел у нее столь ослепительной улыбки. И это означало, что улыбка подпитывается всеми человеческими чувствами – таким мощным взрывом чувств, что я не удивился бы, если б взрывной волной ей снесло зубы.
– Пошли, Артемус, – сказала она, следуя за мной и По в коридор.
Сын следил за ней пустым взглядом.
– Пошли, дорогой, – повторила она. – Ты же знаешь, мы не можем… мы больше ничего не можем для нее сделать, ведь правда? Мы устали, правда?
Должно быть, она сама понимала, как слабо звучат ее слова. Артемус не отвечал ей.
– Послушай меня, дорогой, я не хочу, чтобы ты переживал. Мы поговорим с полковником Тайером, слышишь? Мы всё ему объясним. Он поймет… что все это недоразумение, дорогой… А что, ведь он наш давний и близкий друг, он знает тебя с… Он никогда бы… Ты слышишь меня? Ты закончишь академию, дорогой, обязательно!
– Уже иду, – ответил Артемус.
В его голосе присутствовала любопытная легкость – правильнее было бы сказать ясность, – и это, думаю, стоило рассматривать как первый сигнал. Второй был таким: вместо того чтобы начать подниматься, он устроился поудобнее. Подтянул Лею ближе к груди. И только тогда я понял, что Артемус прячет от нас. Ланцет, которым он недавно вскрывал горло сестры, торчал теперь у него в боку.
Кто знает, когда он это сделал? От него я слышал лишь тихое кряхтение. Никаких речей или вспышек ярости… никаких резких движений… вообще никакой суеты. Думаю, он просто хотел уйти. Медленно и спокойно.
Наши взгляды встретились, и осознание того, что происходит, промелькнуло между нами в потоке взаимопонимания.
– Скоро буду, – более слабым голосом сказал он.
Возможно, человек в свои последние минуты более внимательно присматривается к миру вокруг себя. Я предполагаю это потому, что Артемус в своих страданиях первым из нас поднял глаза к потолку. И прежде чем я проследил за его взглядом, уже чуял запах. Ошибки не могло быть: так пахнет горящее дерево.