Всевидящее око

Хотел было встать, но силы уже покинули его. Мне показалось, что я даже услышал, как они утекают, словно дождевая вода через дырку в крыше… И всякий раз, когда поток крови иссякал, Артемус затягивал жгут.

«Он умрет», – подумал я.

По приподнялся на локте. Он сказал:

– Лея.

И повторил ее имя. Произнес его настойчивее – ведь ему все же удалось найти ее взглядом. Несмотря на ослепляющий свет факелов и свечей, несмотря на скрывающее ее облачение.

А она… она уже была рядом с ним. Опустилась на колени; волосы рассыпались по плечам, на лице появилась похожая на грезу улыбка. Улыбка, которая должна была бы стать благословением, но которая подействовала на него, как самое ужасное горе. Он попытался отпрянуть – не получилось; попытался встать, но сил опять не хватило. А кровь – Артемус действительно сделал надрез в правильном месте – продолжала мерно вытекать…

Лея погладила его по взъерошенным волосам – жест искренней привязанности, – нежно провела длинными пальцами по его подбородку.

– Это не затянется надолго.

– Что? – всполошился он. – Я не… Что?

– Шшшшшшшшш. – Она приложила палец к его губам. – Еще несколько минут, и все закончится, и я буду свободна, Эдгар.

– Свободна? – слабым эхом откликнулся он.

– Стать твоей женой! Что может быть лучше? – Рассмеявшись, она подергала себя за рясу. – Только сначала мне придется избавиться вот от этого!

По таращился на нее, как будто она с каждым словом меняла очертания. Затем он понял руку, указал на стеклянную трубочку и детским голос сказал:

– Лея, но это… Что это?

Я был близок к тому, чтобы ответить ему. О да, мне очень хотелось, чтобы мой голос разнесся до самых отдаленных уголков этого холодного подземелья. Мне хотелось закричать так, чтобы услышали даже летучие мыши:

«По, ты разве еще не понял?! Им же нужен девственник!»

Повествование Гаса Лэндора

38

Сказать по правде, до меня это дошло только сейчас. Я вспомнил странные высказывания Артемуса на темной лестничной клетке: «Подозреваю, ты пока еще не отдавался? Женщине». Я повторял эти слова целыми днями, ожидая озарения, и озарение пришло, и я понял, что Артемус задал этот вопрос не из примитивного любопытства, а по поручению другой стороны: Анри Ле Клерка. Который, как и любой хороший колдун, требовал для столь грандиозной церемонии кровь только лучшего качества.

– Выслушай меня, – сказала Лея, беря По за подбородок и поворачивая его лицо к себе. – Это должно случиться, понимаешь?

Его голова мотнулась вверх-вниз. То ли он сам кивнул, то ли тут приложила руку Лея, не знаю, но кивок присутствовал. А потом По наблюдал, как она обхватила ладонями лоток с его кровью.

Он уже был почти полон, и она с величайшей осторожностью, как миску с горячим супом, понесла его к каменному алтарю. Затем, обернувшись, встретилась взглядом с остальными участниками. Подняла лоток над головой… и спокойно перевернула его.

Кровь вылилась ей на голову и ручейками потекла по лицу. Честное слово, Читатель, выглядела она комично, как будто надела на голову абажур с бахромой, однако эта бахрома прилипла к ней, словно грех, и она смотрела сквозь завесу крови и произносила слова, которые, как ни ужасно, звучали по-английски. Четко и ясно.

– Великий отец. Освободи меня от моего дара. О милостивейший из отцов, освободи меня.

Лея наклонилась над алтарем… пошарила в маленькой нише в каменной стене и достала деревянную коробочку. Думаю, то была коробка из-под сигар – вероятно, одна из тех, что использовал ее отец. Лея открыла ее и замерла, глядя в нее, а затем – как хороший учитель – протянула своим соучастникам, чтобы те тоже заглянули.

Каким же маленьким оно было, уложенное в эту коробочку! Не больше кулака, как сказал доктор Марквиз. Едва ли стоящим всех этих хлопот.

Но оно было началом всего, это сердце. И станет концом.

Изо рта Леи лился яркий поток… Я бы назвал это проклятиями. Она опять говорила на своем странном языке, но страстное произнесение согласных, жестокий привкус всех звуков наделяли ее слова глубочайшей непристойностью. Затем голос угас, и в пещере воцарилась тишина. Лея подняла сердце к потолку.

И тогда я понял, что мы находимся на грани чего-то. Понял, что больше ждать нельзя. Если собираюсь спасти По, я должен действовать, причем немедленно.

Как ни странно, не опасность заставила меня промедлить, а курьезное чувство гордости. Я не желал становиться еще одним актером в театральном представлении Марквизов. Актером, который даже не знает своей роли и имеет лишь смутное представление о сюжете…

Однако кое-что мне удалось разглядеть: в этой семейной цепочке было одно слабое звено. И если я быстро воспользуюсь им и при этом сохраню здравость рассудка, тогда, вероятно, получится выпутаться из этой ситуации, перенести По в безопасное место… и выжить.