Всевидящее око

Более странного света, Читатель, я в жизни не видел! Холодный, как сметана, и плетеный, как сеть. Когда я подобрался поближе, эта сеть стала распадаться на лучи, а лучи – на широкие полосы, и вдруг я увидел пещеру. Пещеру, полную огня.

Огонь был на стенах: ровные ряды канделябров с зажженными свечами. Огонь был на полу: круг из факелов, а внутри круга – треугольник из свечей. Огонь почти добрался до потолка: из угольной жаровни вверх вздымалось высоченное пламя, а рядом с жаровней горела одинокая сосна, вставленная в камень. Огня было так много, света было так много, что, только пересилив себя или впав в отчаяние, можно было увидеть то, что не было светом. Например, буквы, вырезанные в основании треугольника.

И еще три фигуры, которые двигались между факелами и свечами. Невысокого монаха в серой домотканой рясе, священника в сутане и стихаре… и офицера армии Соединенных Штатов, одетого, насколько я смог определить, в форму Джошуа Марквиза.

Я прибыл как раз вовремя. Занавес частного театра семейства Марквизов только что поднялся.

Но что это был за театр? Где те дикие ритуалы, что я видел в книжке у Папайи? Крылатые демоны, утаскивающие младенцев? Ведьмы на метлах, скелеты в шляпах, танцующие горгульи? Я ожидал – думаю, и хотел – увидеть Грех в чистом виде. А вместо этого обнаружил… костюмированный бал.

Один из актеров – монах – стал поворачиваться в мою сторону. Я юркнул за стену, но в последний момент в свете факела успел разглядеть под капюшоном кроличье личико миссис Марквиз.

В ней не осталось ничего от той хрупкой, улыбающейся женщины, что я знал раньше. Она превратилась в тупого прислужника, ожидающего следующей команды. И команда поступила через минуту. Поступила, как и следовало предполагать, от армейского офицера, который повернулся к ней и проговорил мягким голосом, хорошо доносившимся до меня:

– Приготовься.

Естественно, Артемус. Одетый в дядину форму. Она сидела на нем не так хорошо, как на По, однако он все равно держался с той же властностью, которая сделала из него главного по столу номер восемь.

Но если это Артемус, значит, третьей фигурой – священником со склоненной головой и опущенными плечами, медленно продвигающимся к грубо высеченному из камня алтарю – может быть только Лея.

Да, Лея Марквиз. Без колоратки, которую я оторвал.

Она заговорила – а может, говорила все это время – на удивление звучным голосом. Я, Читатель, плохо разбираюсь в иностранных языках, но готов поспорить, что ее речь состояла не из латинских, или французских, или немецких слов, и точно не из слов из другого человеческого языка. Думаю, это был совершенно новый язык, придуманный Леей Марквиз и Анри Ле Клерком.

О, я попытался бы записать его, но тогда текст выглядел бы примерно так: скралликонафахеерунау, – и ты решил бы, что это полнейшая чепуха. Так оно и было, но с одной разницей: каким-то образом эта чушь превращала в чушь все языки, и даже слова того языка, на котором говоришь почти полвека, казались случайными, как брызги грязи.

В общем, этот язык, по-видимому, имел какой-то смысл для сообщников Леи. Через несколько минут ее голос поднялся выше, и все трое одновременно повернулись и уставились на какой-то тюк, лежавший за пределами магического круга. Получается, они и на меня наложили заклятие, потому что до этого момента я не замечал этот тюк, хотя он был отчетливо виден в свете факелов. Присмотревшись, я увидел только то, что видел доктор Марквиз: ворох одежды. Из которого торчала голая рука.

Артемус встал на колени рядом с тюком. Принялся разбирать, откладывая в сторону один предмет одежды за другим… и открыл распростертое тело кадета По.

Китель с него сняли, но остальная форма осталась, и, лежа там, он напоминал претендента на похоронный салют из пяти орудий; был так бледен и неподвижен, что я готов был попрощаться с ним. Но тут по его телу прошла волна дрожи. И в этот момент я порадовался тому, что в подземелье холодно.

И ведь было очень холодно! Холоднее, чем в леднике; холоднее, чем на полюсах Земли. И достаточно холодно, чтобы в течение многих недель сохранять сердце в хорошем состоянии.

Артемус уже закатывал рукав рубашки По… открывал врачебную сумку, очень похожую на ту, что, вероятно, была у его отца. Он достал оттуда сначала жгут, потом маленький мраморный лоток… потом тонкую стеклянную трубку… потом ланцет…

Я не закричал, но Лея успокоила меня, как будто знала, что я тут.

– Шшшшшшшш, – прошипела она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Ах да, она же говорила мне, что «все образуется». И хотя я не верил в это, протестовать не стал. Даже когда ланцет Артемуса коснулся тонкой голубой вены на предплечье По. Даже когда кровь через трубку стала поступать в лоток.

Все было сделано за пять секунд – Артемус хорошо набил руку, – однако боль от надреза что-то разбередила в теле По. Вернула к жизни его ноги и плечи. Он пробормотал:

– Лея.

Его веки медленно поднялись, и взгляд ореховых глаз замер на красной струйке, через которую По истекал в лоток.

– Странно, – проговорил он.