Всевидящее око

– Никогда там не был. Они нашли его много лет назад, когда играли. Своего рода склеп или… или подземелье.

– Но где это? – уже громче спросил я.

Он пожал плечами.

– Внутри, наверное.

– Доктор, ледник всего пятнадцать футов в длину и в ширину. Вы считаете, что в нем может быть склеп?

Слабая улыбка.

– Простите, но это… это все что я знаю.

Хорошо, что мы прихватили с собой фонари, а у меня в кармане лежал коробок фосфорных спичек. Открыв обитую бараньей шкурой дверь, мы замерли на пороге – когда на нас пахнуло холодом из темноты – и простояли бы так еще дольше, если б не было примера Артемуса и Леи, которые, будучи детьми, пришли сюда и нашли способ проникнуть вглубь. Неужели у нас не получится?

Однако с самого начала мы едва не попали в беду. Ни один из нас не был готов к падению вниз на четыре фута. Придя в себя и встав на ноги, мы снова подняли наши фонари и с изумлением обнаружили вокруг… только самих себя.

Мы стояли перед сияющей башней изо льда – прошлой зимой его вырубили из ближайшего пруда и сложили блоками. И вот он высился перед нами, превратившись в кривое зеркало, где наши фигуры извивались и пучились, а потускневший свет фонарей напоминал угасающее солнце.

Естественно, это был всего лишь лед. Лед, который не даст растечься сливочному маслу мистера Коззенса, который украсит десерт на столе Сильвануса Тайера, когда к нему в следующий раз придут члены консультативного совета… и да, который будет сохранять свежесть оказавшегося тут тела, пока его не предадут земле. Замерзшая вода, не более. Но это место вселяло страх! Не могу сказать, почему оно было таким пугающим. Может, из-за запаха влажных опилок. Или из-за тихого поскрипывания рассованной по всем углам соломы. Или из-за шуршания мышей в двойной стене, или из-за испарины, которая поднималась ото льда и облепляла тебя, как новая кожа.

А может, просто есть нечто неподобающее в том, чтобы из натуральной зимы заглянуть в царство рукотворной?

– Они наверняка недалеко, – пробормотал доктор, освещая своим фонарем длинную полку с топорами и подъемными захватами.

Его дыхание участилось – возможно, действие воздуха, который оказался теплее и ближе, чем я ожидал. Свет от фонаря выхватил четкие очертания ледяного плуга[131], бросив блики на его акульи зубы, и в этот момент я почувствовал себя так, будто мы висим на каком-то гигантском небосклоне, покачиваясь в потоках дыхания.

Вентиляционные отверстия в потолке тоже дышали: пронизанный светом звезд ночной воздух мягко вливался в ледник. Я сделал шаг назад, чтобы полюбоваться зрелищем… и ощутил, как нога не находит опоры. Попытался удержаться на другой, но и та потеряла опору. Я начал падать – вернее, медленно клониться куда-то. Пытался за что-нибудь ухватиться, но вокруг был только лед, и рука соскальзывала с него. А потом я сообразил, что происходит: я в буквальном смысле вылетал в трубу. И прежде чем мой фонарь разбился о стену, я успел заметить выражение на лице доктора Марквиза: там был страх, и еще участие – я точно это помню, – и еще бессилие. Уже выбрасывая в мою сторону руку, он знал, что помочь ничем не может. Я падал…

* * *

Самое забавное, что я не потерял вертикальное положение, и лишь удар о землю заставил меня опуститься на четвереньки. Я поднял голову. Вокруг были каменные стены, подо мной – каменный пол. Я оказался в каком-то коридоре, голом, поросшем плесенью, вероятно, оставшемся с тех времен, когда строился форт Клинтон, на глубине примерно футов двадцать под ледником.

Я шагнул вперед. Сделал всего один шаг – и в ответ тут же раздался звук, похожий на тихий хруст.

Я достал из кармана спички и чиркнул одной.

Я стоял на костях. Весь пол был усыпан костями. Крохотных в большинстве своем, не крупнее лягушачьих косточек у Папайи. Скелеты белок и полевок, парочка скелетов опоссумов, множество птичьих. Вообще-то определить их происхождение было трудно, потому что кости были раскиданы по полу в полном беспорядке. Они, вероятно, служили сигнализацией, так как нельзя было сделать шаг, не наступив на них.

Так что я снова опустился на четвереньки и пополз по коридору, одной рукой держа спичку, а другой осторожно отодвигая кости со своего пути. Не раз чья-то нога или чей-то череп цеплялись за мои пальцы, и каждый раз я стряхивал их, и таким вот образом – на четвереньках, то и дело отряхивая руку, – двигался дальше.

Когда первая спичка догорела, я зажег другую, поднял ее к потолку и увидел колонию летучих мышей. Они свисали, как черные кошельки, и пульсировали в дыхании. Сквозь стены я слышал множество звуков. Определить их было трудно: бормотание сменялось визгами, шипение – завываниями. Звуки были негромкими и, наверное, не производились живыми существами, но в них присутствовала некая сила; казалось, они наращиваются, как скала, складываясь в слои.

Я задвигался быстрее. Неожиданно заметил, что свет спички стал менее ярким. Что-то… что-то противостояло ему.

Я задул спичку, и меня окутал мрак. Но в десяти футах впереди я увидел пятно света, пробивавшегося сквозь щель в стене.