По, если б я попросил его описать Говернора Кембла, вытащил бы что-нибудь из своего мешка с мифами: Вулкана в своей кузнице или Юпитера с молниями. Что до меня, то о мифологии я знаю слишком мало, а о Кембле – слишком много. Из всех знакомых мне людей он меньше всего подходит для мифа. Он просто человек, который обзавелся секретами и деньгами примерно в одинаковой пропорции, а потом придумал, как посеять одно, чтобы собрать урожай другого.
Говернор Кембл набил на этом руку в Кадисе, где научился кое-каким хитростям в изготовлении пушек. Вернувшись домой, прямиком отправился в Колд-Спринг и там, на берегах Маргарет-Брук, построил литейный завод – скрежещущее, чадящее и воющее предприятие с мельничными колесами, нагнетательными насосами и литейными цехами. Волшебное получилось место. В него текли доллары Дядюшки Сэма, а вытекали пушки прямого и навесного огня, картечь и ядра, валы, кривошипы, трубы, шестерни. Если между Пенсильванией и Канадой можно было найти железку, к которой не приложил руку Говернор Кембл, значит, этой железке не стоило доверять. Ее нужно было выбросить – вот так, взять и выбросить все, что не имело одобрения литейного завода Вест-Пойнта.
Завод простоял здесь настолько долго, что его перестали замечать, или, правильнее сказать, замечали так же, как замечают полосы полевого шпата в булыжнике. Он стал частью этого места. Рев доменной печи, оглушающий лязг восьмитонного молота Говернора Кембла – казалось, все это существует здесь веками. И так же веками топкам Кембла изо дня в день скармливают леса, причем в таком огромном количестве и с такой скоростью, что создается впечатление, будто склоны сами стряхивают их с себя, как репьи.
В общем, этот самый Говернор Кембл, будучи старым холостяком, испытывает голод по людскому обществу. Раз в неделю он открывает свой дом и созывает родственные души, чтобы они отведали плоды его щедрости. Приходят в основном холостяки; рано или поздно все, кто что-то собой представляет, должен побывать в Маршмуре. Тайер, естественно, постоянный гость. Как и его офицеры, и члены его ученого совета, и члены его консультативного совета. Как и, конечно, все пролетающие кометы: пейзажисты, авторы историй о никербокерах, драматические актеры, случайно оказавшийся в этих краях чиновник или амбициозный служака.
И я. Много лет назад я помог брату Кембла вывернуться без потерь из мошеннической сделки с землей в Воксхолл-Гарденс, и после моего переезда сюда Кембл приглашал меня к себе с полдесятка раз, и до нынешнего вечера я бывал у него… однажды. О, я рад приглашениям, но не сильно жажду общества, а ужас перед толпами людей обычно гасит все удовольствие от поездки в Маршмур. Однако так было до того, как я стал киснуть в стенах гостиницы мистера Коззенса. До того, как стал проводить дни и ночи в обществе мужчин в колючей шерстяной форме. До того, как в голове стали сменять друг друга образы Лероя Фрая и Рэндольфа Боллинджера. Страх перед незнакомыми людьми стал отступать на фоне страха перед этим местом, этой академией, и когда мне поступило приглашение от Кембла, я ужасно обрадовался и поспешно принял его.
Все это объясняет, почему я скользил на заднице вниз по скованному льдом холму, вместо того чтобы корпеть над дневником Лероя Фрая, и почему, достигнув пристани и встав на ноги, я поймал себя на том, что внимательно вглядываюсь в реку и спрашиваю дежурного рядового, не придется ли Кемблу отменить все из-за непогоды. Ведь ледяной дождь продолжался – он шел без передышки, как работает почта.
Мои страхи оказались напрасными. В двадцати ярдах от берега стоял баркас Кембла, он опоздал всего на несколько минут. Шестивесельный! Кембл всегда все делает по-крупному. Так что мне оставалось лишь сесть мокрой задницей на скамью и ждать, когда меня… доставят.
Я закрыл глаза и представил, как через реку переправляют кого-то еще. И это позволило мне глубже ощутить ритм реки, которая бурлила и дышала серой. Да, то было неспокойное плавание. В течение ближайших двух месяцев река будет скована льдом, а переправляться через нее придется на конном экипаже. Стоял туман, и я видел лишь мерцающие точки фонарей. Я понял, что мы подходим к суше, потому что река успокоилась, а гребцы опускали весла в воду не так глубоко. Тем не менее они продолжали вытаскивать комья ила и водоросли… негодную ловушку для угрей… крышку от табакерки… Наконец лодка, как часто бывает, без предупреждения, ткнулась в зыбкий берег.
Откуда-то появился причал – смутное пятно в сумерках; он выглядел таким же нереальным, как туман, пока протянутая рука в перчатке не вернула ему определенность.
Перчатка принадлежала кучеру Кембла. В чистой ливрее цвета ванили, сияя, как новая монета, он остановился рядом с двумя белыми лошадьми, запряженными в экипаж с двумя большими колесами. Лошади, окутанные дымкой своего дыхания, замерли, словно мраморные.
– Сюда, мистер Лэндор.