Во время пребывания Люка в лечебнице, у доктора Джонсон погиб пациент, другой же навсегда превратился в «овощ». Репортёру чудом удалось бежать после инсценировки им роли «кондуктора поезда», выкрав пропуск одного из посетителей, быстро облачившись в пальто этого разини и надвинув на глаза его же шляпу. Первое, куда он направился, сломя голову, был офис местной полиции, откуда он поехал в газетную редакцию, чтобы, еле отойдя от пережитого им шока, начать своё обличение.
Доктор Джонсон была арестована через пару дней, ей были предъявлены обвинения, в том числе – уголовные. Сразу же после ареста, её «пальчики» случайно «всплыли» в информационной базе данных полиции, в результате чего выяснилось, что доктор Тереза Джонсон есть никто иной как… Терри Джонсон. Оказалось, у этой «докторши» было богатое прошлое. Он родился в Ливерпуле. Его родители мечтали иметь девочку, а на свет, к их глубокому разочарованию, появился мальчик. Они воспитывали его как девочку, одевали в нарядные платьица, плели ему косички с бантами и называли женским именем. Он закончил школу и поступил в медицинский университет, где однокурсники сокращённо называли его Ти-Джей, по первым буквам имени и фамилии. Затем началась врачебная практика в Ливерпульской городской больнице, где молодой психиатр увлёкся медицинскими идеями доктора Артура Кронфельда, знаменитого психиатра Гитлера, назвавшего последнего психопатом. А тот, став фюрером, тут же объявил охоту на «жалкого еврейского врача». Кронфельд нашёл убежище в Советском Союзе, вскоре став врачом самого Сталина, и даже основал там Институт сексуальных наук, применяя в лечении шизофрении инсулиновую кому.
Ещё с университета доктор Джонсон воспылал страстью к этим исследованиям Кронфельда, будучи уверенным, что пациент, если его как следует «встряхнуть», может быстро излечиться от этого заболевания. Его методика заключалась в том, чтобы в течение длительного времени вводить больному большие дозы инсулина, вызывающие кому, после которой у него должна была наступить продолжительная ремиссия. Экспериментируя и с другими препаратами, доктор Джонсон пытался вторгаться в мозг беззащитных пациентов, стремясь «расширить поля их памяти». Эти опыты привели к трагическим событиям в Ливерпульской больнице. Родственники погибшего пациента подняли шум и доктор, дабы избежать суда, скрылся, только слегка изменив пластикой внешность и взяв себе женское имя. Так началась его новая жизнь в другом большом английском городе – Бирмингеме. Сейчас, после ареста, помимо врачебных преступлений, ему предъявлено отдельное обвинение за подделку документов и фальшивый паспорт.
На вопрос следователя: «А что вы думаете о нравственной стороне подобных опытов?» – он, не моргнув глазом и самоидентифицируя себя женщиной, уверенно ответил, что «моральные проблемы, возникающие в связи с моим невероятным открытием, не имеют никакого отношения к науке. Вам не понять, что всю свою жизнь я жадно утоляла любопытство своей мысли. Искала, ждала, что сверкнёт истина. А настоящая наука требует жертв! Но вы ещё увидите, что я переверну мир! Я ошеломлю всё медицинское научное сообщество, всё человечество своим открытием!»
Завершая статью, репортёр напоминал читателям, что всё вышеописанное в ней является лишь единичным примером, коих, на самом деле, может быть немало в масштабах страны. И призывал гражданское общество предпринять срочные действия для ужесточения контроля над деятельностью практикующих психиатров и привлечения психиатрии к ответственности за ее злоупотребления.
Эйрин, прочитав статью, была в состоянии шока. Рэйчил! Как там она? Ведь и её лечила доктор Джонсон! На ум пришли слова цыганки Лили о её сестре, сказавшей, что «она сейчас не там, где ей следует быть». Что она имела в виду? Тогда Эйрин не придала им значения, но сейчас, после этой статьи, ей стало крайне тревожно и муторно. Ещё она вспомнила другую её фразу: «Положу голову на помост, если это не наследственное… Сделать здесь ничего нельзя, всё предрешено». Вот и доктор Джонсон говорила о генетике… Но ведь этого не может быть! В её голову ураганным ветром ворвался безумный замысел, рождённый в секундной вспышке озарения, что надо срочно ехать в лечебницу, спасать Рэйчил, немедленно!
Она, сев в свой автомобиль и сделав на нём разворот, сорвалась с места и на полной скорости, что есть духу, помчалась в северный Ноттингемшир, где находилась Центральная психиатрическая лечебница. Не останавливаясь, она летела полтора часа, чувствуя, как в жилах кипит её кровь, пока наконец не очутилась на месте.
Здесь бурлила какая-то мрачная деятельность. Внутренняя охрана, узнав, к кому она приехала, многозначительно переглядываясь друг с другом, долго не хотела пропускать её вовнутрь. Затем её попросили подождать за пределами лечебницы и пообещали, что к ней выйдут. Мучительные минуты ожидания показались ей долгими часами. Наконец, к ней вышла помощник администратора, женщина средних лет, и произнесла: