Всемирный следопыт, 1931 №05 цвет

Амундсен держится просто, меньше всего упоминает о себе, в течение двух часов рассказывает о спутниках и больше — о собаках.

«Я наметил точно для каждой собаки тот день, когда она будет расстрелена, стало быть, определил, когда окончится ее полезность для нас в качестве средства передвижения и начнется ее полезность для нас в качестве провианта. Ведь чрезвычайно важным был для экспедиции, вопрос о действительно хороших собаках…»

— Итак, 97 лучших гренландских ездовых собак, легких, поэтому свободно переходящих через снежные мосты, которые неминуемо встречаются над треснувшими глетчерами. Если собака провалится, несчастье не велико. Посудите, как легко схватить вовремя ее за шиворот, но… сделать того же с пони невозможно.

Если бы мне нужен был лозунг, я сказал бы:

«Прежде и после всего собаки».

Собаки…

Англичане слушают молча.

— Я уверен, что нет животного, которое так ярко выражало свои чувства. Радость, боль, благодарность, угрызения совести, все это необычайно остро отражается на их поведении.

Англичане продолжают слушать.

— Двух первых собак мы потеряли у мыса «Доброй Надежды». 30 октября была пристрелена первая собака. Это был хансеновский Бауер. Он оказался слишком старым для такого трудного перехода и тащась у нарты мешал другим. Затем Люси… Как видите, я отлично помню их имена, так как они заслужили доброй памяти.

— Затем у нас осталось только 42 собаки. Эти обязаны были дойти до плоскогорья, где было решено прикончить двадцать четыре, чтобы путь продолжать с тремя нартами и восемнадцатью собаками. Из них убить еще шесть, чтобы вернуться на двенадцати.

Так наступил момент, когда мы могли считать себя уже на Южном полюсе…

На «Фрам» возвратились немногие из собак.

«Оберст, Базен, Суттен, Арн, Милиус, Ринг».

Последняя пара прошла во главе каравана туда и обратно.

— Представьте себе, что собаки сразу же узнали «Фрам».

На судне они заняли свои прежние места. И лишь Базен из упряжки Бьоланда одиноко бродил по палубе, что-то с грустью разыскивая, ибо, видно, никто не мог заменить ему погибшего друга «Фритиофа», нашедшего свою могилу за сотни километров меж льдов.

Наша упряжка

Здесь речь пойдет об упряжке собак, прошедших от Урала до Москвы, и если вначале говорилось об Амундсене, то оттого что этот человек первый отдал должное ездовым собакам.

Мой рассказ — о 12 ездовых собаках, таких же как Милиус и Ринг, но родом с Камчатки — без романтики.

Передо мной письмо. Им начинается повествование:

«К сожалению, добавляю нерадостные вести. Четыре лайки подкопались и ушли из питомника. Они загрызли 17 кур. Три собаки вернулись, а одна так бесследно и пропала. Это большой черный пес. Как неприятно знать, что он где-то околачивается беспризорным. У шоколадной собаки конъюнктивит, а у сучки экзема. Сидят и тоскуют».

И я знаю, что пропал наверное — «Ворон». Об этом не надо писать. Это пес, которого не успел съесть мой камчатский приятель Дьячков…

У этой собаки бесспорно есть прошлое. Таких даже природа отмечает. Общий облик его всегда заставлял обращать на него внимание, а повадки ero причиняли нам не раз много хлопот.

Говорят, будто раньше, когда-то кличка его была «Соболь». Какая злая ирония! Назвать именем красивого зверя эту уродливую горбатую собаку, с длинными лапами и обрубленным хвостом, с висячими ушами. Кому понадобилась бы вообще эта «Кащеева тень», если бы Ворон не обладал поистине геркулесовой силой и не был способен вытаскивать на собственном горбу удачу всей упряжки, когда слишком глубоко нарты врезаются в снег.

— Он покажет себя, погодите, — так говорит каюр Дьячков и не смеется над уродливостью собаки. Ворон в таких случаях делает вид, будто меньше всего речь идет о нем.

Кто-то как-то сказал: «ax ты, любимец публики!». Правда, Ворон всегда собирает толпу, но я ни разу не видел, чтобы он поднял к людям голову. Стоит понуро с топорщащейся шерстью на горбе и напоминает гигантскую камбалу. Грудная клетка, глубоко спадающая между лап, сдавлена с боков и корпус собаки имеет сплющенные формы.

Но все же главная особенность его в умении освобождаться от любой петли. Как бы на ночь его ни связали, к утру… нет цепей, нет веревки! Шея свободна. Он один на свободе. Он сидит скромно. Крикнешь: — ты что? Он посмотрит — как будто удивится, будто хочет спросить:

— Что орете, а я здесь причем, ведь ничего не случилось… Вы вязали меня?.. Ну так что ж, вот само и распуталось…

— Сумасшедшая собака, — командор Юркевич тащит его обычно первым к самому крупному алыку.

— Стой! Ну стой!

И Ворон стоит.

У суки, конечно, экзема пройдет. Это не так страшно.

Что касается семнадцати кур, которых загрызли собаки, так это не так уж много. В памяти невольно встают объявления, рассылавшиеся нами вперед по деревням во время следования из Свердловска в Москву:

коз, овец, свиней

держите взаперти.

к вам прибывает упряжка ездовых Камчатских собак.

собаки разорвут бродячий скот, за последствия НЕ ОТВЕЧАЕМ.

Об этом подробно после.