Всемирный следопыт, 1930 № 10-11

Но замки все еще висели на дверях наших камер. Психологически последние дни заключения всегда самые тяжелые. Время тянется убийственно медленно, ночью тысячи мыслей не дают заснуть…

Наконец, в последний день 1929 года 31 декабря утром администрация лагеря формально известила нас, что мы освобождаемся во исполнение хабаровского протокола о ликвидации конфликта.

Это известие мы выслушали молча и спокойно, как должное.

Так должно было случиться, так и случилось.

Мы никогда не были одни.

За нами была могучая сила, и эта сила — пролетариат СССР.

* * *

…Стройными шеренгами, по шести человек в ряд, спокойно и молча, — мы покинули лагерь. За воротами — огромная толпа родных и друзей. Рабочий Харбин встречал пленников Сум-пу.

Еще один взгляд на глинобитные и грязные стены лагеря — и мы свободны.

ОСТЯК СЕНЬКА

Рассказ-быль Н. Северина

Рисунки В. Щеглова

Остяк Сенька ребячески радовался весеннему теплому солнцу. От солнца рыхлели снега и оседали, а ночью покрывались серебристой корочкой наста. Взяв семью, Сенька оставил тайгу и вышел на берег Енисея. Выдолбил прорубь, забросил снасть и, дрожа всем телом от удовольствия, с’ел первых трепещущих рыбок.

В этот день были сыты все, что не всегда бывало в Сенькиной семье. И сон их был сладок и приятен.

Сенька, как и все рыбаки, не спал эти тревожные ночи. Попыхивая у костра трубкой, караулил Енисей. Только те люди рыбацкого племени знают эту тревогу, кто через лед чует рыбные запахи. С ревом и грохотом, ломая метровый лед, тронулся Енисей.

Сенька с имуществом погрузился в летний свой дом-лодку и помчался по воде вслед за последними льдинами.

Лед превратился в пену, ветры угнали пену в океан, а Сенька остался рыбачить на песках.

Низовья Енисея — рыбные места.

Ладно рыбачил Сенька: шла рыба в пущальни, попадала на самоловы. Первым из океана плыл осетр, потом чир, моксун; густо шла селедка; последним пер жирный омуль. В Енисейскую губу за рыбой мчалась прожорливая белуха. И серебрились рыбой рыбацкие сети.

Когда идет рыба, нет у рыбаков сна, горят костры, и режут носы лодок енисейскую зыбь. Инстинкт размножения гонит рыбу через бесчисленные протоки в озера и водяные болота. Сороки, язи и ельцы пробираются по отмелям, плескаясь на боку. Их караулят вороны, чайки, выдры; не брезгует рыбой и хозяин тайги — медведь.

Сенькина «ветка» — легкая лодка, сделанная из бересты, — скользила каждый день по Енисею. Но с океана часто идут ветровые штормы.

Сегодня запоздавшего Сеньку захватил ветер на середине реки. Ветка, зарываясь в волновые гребни, пляшет и становится спичкой то на нос, то на корму. Черной пастью, белым пенным оскалом зубов грозят волны Сеньке. Но рыбак знает душу волн и смело режет гребни, скользя по ребрам.

Платок, которым завязаны волосы, сбился за шею; сбитые в черный войлок волосы влажны и дымятся паром; стекают капли пота, размазывая грязь. Сердитые зеленые брызги освежают лицо.

У Сеньки проносится мысль о водяном боге.

Много небес, где живут боги. На первом небе — озера, на втором — равнины, третье небо состоит из сплошных сопок, — на них висят подобно мху небольшие ледяные сосульки, на шестом небе расстилается большое озеро, из которого вытекает река Енисей.

От брызг накапливается в лодке вода. Сенька, приподнимаясь, смотрит в даль. Широк Енисей в низовьях, на десятки километров идут штормовые волны. Вдали, на островах, острый Сенькин глаз заметил дым. Много дыма, целое облако летит на левый берег тундры.

Посещают низовья один-два парохода в лето: первый — весной — привозит рыбаков, а второй — осенью — забирает рыбу и рыбаков. Тревожит дым Сенькино сердце. Видно, водяной бог зажег Енисей!..

Показались пароходные трубы.

Не видал Сенька таких черных, больших, высоких пароходов. Гудки густые, хриплые — эхо далеко несется по тайге. Не знал Сенька, что через океанские штормы, карские воды, полярные ветры пришли из дальних краев на большую реку морские пароходы за лесными богатствами.

Близко пароходы, скоро поровняются с Сенькиной скорлупкой. От пароходов идет вал. Ветка, как маленькая щепочка, треплется в крутых волнах. Брызжет пена в Сенькино лицо.

С капитанского мостика первого парохода заметили лодку.

— Человек тонет!..

Сигнальные гудки, частые и тревожные, эхом заревели в берегах. С борта спустили моторную лодку.

Тревога была ложной. Произошло вот что.

У Сеньки промокли ноги. Посмотрев между коленей на дно, он решил: «Надо вылить воду».

Выбрав спокойный вал, Сенька выпрыгнул из лодки, перевернул легкую ветку, вылил воду, поставил лодку на киль, а потом, положив весло поперек, вспрыгнул обратно в лодку.

Вылить воду из берестяной лодки на воде — обычный прием Сеньки. Но на пароходе судили иначе. Увидев мелькнувшую вверх дном лодку, все разом закричали:

— Человек тонет!

Прошла жуткая минута. Моторная лодка, стуча, приближалась к месту… «катастрофы». И вдруг моряки — сами водяные жители — восхищенно выкрикнули:

— Вот чорт, енисейское ныряло!..

Через полминуты Сенька пересел в моторку.

Ветку взяли на буксир, она запрыгала с волны на волну.