Всей землей володеть

Когда отходили с поля грядущей сечи полки Святослава, упросил он князя оставить его здесь со своими людьми, помочь дружинам Изяслава и Всеволода. Не разделял боярин мыслей и чаяний своего князя, а в лихой час хотел показать всем, и в том числе Изяславу со Всеволодом, что не такой он, как прочие черниговские были.

Святослав равнодушно усмехнулся и отпустил его. Едва успел Яровит воротиться в лагерь, как налетела на его маленький отряд озверелая орда. Долго рубились при свете факелов, сильный удар сбил Яровита с коня, он упал на полынное поле и больше уже ничего не помнил.

Очнулся боярин от острой, колющей боли в плече. Долго лежал, собирался с силами, смотрел на хмурое вечернее небо. Раненое плечо сильно кровоточило, малейшее движение причиняло резкую боль.

Обмыв рану речной водой и кое-как перевязав её обрывками плаща, боярин в раздумье опустился на землю. Чёрные глаза его выражали тоску и обиду на горькую судьбу, но порой в них неожиданно вспыхивали живые искорки, думал он, что теперь ему делать и как бы поскорей пробраться к своим.

«Вот так, один посреди убиенных, — с грустной улыбкой подумал он, оглядывая поле. — Надо, однако же, коня где-то искать».

Он устало поднялся с земли и медленно пошёл по полю, опасливо озираясь. Ни единой души живой, трупы и трупы.

Яровит с отвращением пнул лопавшуюся под ноги отрубленную половецкую голову в аварском шеломе и отогнал от себя обнаглевшего жирного ворона, который так и норовил сесть на раненое плечо. Закрыв в отчаянии ладонью лицо, боярин свернул в небольшую рощицу и...

— О, Боже, Ты всемогущ! — не удержался он от радостного восклицания, увидев перед собой низкорослого степного конька, спокойно жующего жухлую траву.

— Нет ли кого рядом? — Яровит огляделся. — Слава Всевышнему! Верно, этот конь от табуна отбился или хозяина в сече потерял.

Почуяв незнакомца, конёк злобно заржал. Яровит подошёл к нему и погладил здоровой рукой по густой чёрной гриве.

— Дикий, необъезженный, на него и сесть-то трудно будет. И седла нет на коне. Половцы ведь без сёдел скачут.

С превеликим трудом он забрался на сопротивляющееся животное, но проклятая скотина яростно забила копытами и понесла, норовя сбросить вершника. Несколько раз Яровит был близок к земле, перед глазами его качалось небо, колыхались степные травы, мелькали придорожные камни и кочки. Всё же кое-как ему удалось удержаться верхом на коне. Изрубленный шелом остался лежать неведомо где, плечо нестерпимо заныло, ладонь здоровой правой руки стёрлась в кровь от поводьев, которые натягивались и врезались в кожу. Наконец, конёк устал и нехотя подчинился всаднику.

На землю спустилась ночь. Яровит осмотрелся по сторонам: вокруг простиралась бескрайняя степь, на небе чуть заметно мерцали тусклые звёзды. Внезапно начался дождь, тяжёлые, холодные его капли неприятно ударили в лицо.

С трудом определив, куда ехать, Яровит перевёл конька на рысь.

Наутро впереди показались хорошо знакомые воды Днепра. Яровит вымученно улыбнулся: «Вроде выбираюсь».

Подъехав к реке, он спешился, умылся и жадно напился чистой, прозрачной воды. Когда поднял голову, вдруг послышался ему за спиной отдалённый непонятный гул. Нахмурив чело, боярин резко выпрямился. Вдоль берега со свистом и улюлюканьем нёсся большой половецкий отряд.

— Тьфу, дьявол! — Яровит оставил конька у деревца ивы и стремительно юркнул в камышовые заросли. Вынув из-за пояса нож, он срезал стебель камыша, изготовил длинную трубку для дыхания и нырнул в Днепр.

Половцы промчались где-то совсем близко, Яровит почувствовал даже, как лошади их вспенили воду. Долго сидел он в холодной воде, дыша через камышовую трубку; наконец, обратившись мыслию к Богу, вынырнул. К великой радости своей, он узрел, что опасность миновала, степняки умчались вдаль, а конёк его всё так же стоит возле ивы. Облегчённо вздохнув и набожно перекрестившись, Яровит снова вскочил на него и ударил по бокам боднями.

— Скорее, пошёл!

Конёк галопом ринулся через плавни. Перепуганная стая уток с громкими криками взмыла ввысь.

Глава 43 «ПУСТИ МЯ НА РАТЬ!»

Слышь, дядя, пусти мя на рать! — упрямо молил Талец. — С погаными биться хощу!

Яровит, бледный и уставший после долгой тряски верхом, сидел в обитом бархатом кресле. Старик-знахарь осматривал у него на оголённом плече рану, протирал её смоченной горячим отваром из целебных трав тряпицей. Боярин слегка .морщился от боли, стискивал зубы, смотрел на полное отчаяния лицо Тальца, на его округлившиеся плечи, сильные сжимающиеся в кулаки длани.

«А в самом деле, — подумалось Яровиту. — Не пора ли?»

Но гнал от себя боярин эту мысль — вдруг что случится с парнем? Некому будет тогда оставить после себя дом, вотчины, накопленное богатство. Истает всё, пойдёт прахом, перейдёт в чьи-нибудь скользкие, ненадёжные руки.

— Говорил уже, — строго перебил он Тальца. — Нечего тебе там делать. А если какая лихая стрела? Или под саблю попадёшь, сложишь свою буйную головушку?