Читаем Всей землей володеть полностью

В начале весны Переяславль наводнили всадники в мохнатых бараньих и лисьих шапках, в панцирных коярах и доспехах из кожи, в сафьяновых сапогах, богато отделанных серебром, плосколицые и узкоглазые. Половецкие смуглые девы с бедовыми чёрными глазами, весёлые и смешливые, сменили строгих чопорных приближённых жешцин покойной княгини. И сразу — шум, гам пришёл на княж двор, к великому неудовольствию Всеволода. Но он терпел, как терпел и ярость маленькой Янки, которая, гневно стуча ножками в ромейских сандалиях, выговаривала отцу:

— Стыд, позор! На поганой женишься, князь! Мать была царевна, высокого рода, дочь императора, бабка — крулевна, а ты? Почто нисходишь до грязи такой, до смрада вонючего?! Не нашей веры она, не нашей крови! Что, добрых невест не сыскать на свете?!

Всеволод сердился, запирал дочь в её покоях, но всё было тщетно — бурлила в Янке горячая греческая кровь.

Владимир — тот отнёсся к женитьбе отца спокойно — он был старше сестры и многое в свои годы уже понимал. Вдумчиво и холодно выслушал он отцовы слова.

— Степь надо утишить, умирить, сын. Пусть хоть одно колено, одно племя будет соузно и мирно Руси. Когда-нибудь пригодится нам хан Осень со своими ордами, крепко пригодится. Неспокойно теперь стало на земле нашей. — Всеволод подавил тяжёлый вздох и развернул перед сыном широкий свиток пергамента, испещрённый красными, чёрными, синими красками. Внизу голубел, врезаясь берегами в серую телячью кожу, Эвксинский Понт, выше широкой синей жилой извивался Днепр, красной полосой были очерчены границы Переяславской земли.

— Великая сила у половцев, — говорил Всеволод. — Населили они всю степь от Дона до Дуная. Смотри вот. В луке Днепровской обитают половцы лукоморские, выше — по обоим берегам Днепра у порогов — живут половцы приднепровские, главный хан у них — Тогорта, кочевья их тоже прилегают к нашим землям. За Орелью — половцы заорельские, кочуют они между рецами Орелью и Самарой. В степях между Донцом и Торцом сидят орды нашего будущего родича, хана Осеня — это половцы донецкие. Но самые лихие и опасные из них, сыне, те, которые обитают на Дону, донские. Оттуда, с Дона, ходил жечь наши города и сёла проклятый Искал, чтоб он изжарился в аду, там и теперь зарождаются набеги, злоба дикая, там собираются в кулак толпы бешеных всадников. Тяжело с ними сладить, одному Переяславлю не выстоять. Вот потому и нужны нам, сын, друзья в степи. Ненадёжные, конечно, половцы друзья, но куда денешься? Иных там не найти.

Всеволод свернул и спрятал обратно в ларец пергамент.

— Разумеешь, сын? — с беспокойством посмотрел он в серые задумчивые глаза Владимира.

— Да, отче. Чую правду в словах твоих, — тихо отозвался вдруг враз побледневший Владимир.

— Знаю: свадьба моя тебе и Янке не в радость. Потому неволить не буду. Не хочешь оставаться — поезжай в Смоленск.

— Да, отче, — так же тихо ответил Владимир.

Он всё прекрасно понимал, во всё вникал, но не лежала у него душа к этой весёлой, радостной суете на переяславском дворе, злили его нагловатые, бойкие половчанки — служанки ханской дочери, чернокосые, все в цветастой зендяни, в браслетах и ожерельях. И всюду злато, сребро, возы разноличного добра.

Перед самым отъездом увидел Владимир будущую мачеху. Была невеста князя Всеволода невелика ростом, гибка, как лань, ходила осторожно, мягко, по-кошачьи, имела тёмные раскосые хитроватые глаза, маленький лоб, приплюснутый небольшой нос с горбинкой. Алые ярко накрашенные уста её были чувственны и нежны. Накануне половецкую княжну крестили, получила она строгое христианское имя Анна.

«Почитай, первая половчанка крещёная, — подумал Владимир. — Может, так и надобно — окрестить их. Да нет, — тотчас же отверг эту мысль молодой князь. — Крести, не крести — всё едино, будут новые набеги, новые рати. Если сами христиане вон какое зло творили в Полоцкой земле, то что ждать от половцев? Какой добрый пример показываем мы им — дерёмся, грызём друг дружку, рушим дедовы заветы, преступаем роты!»

Быстро мчал Владимира верный конь по днепровским кручам. Вздымались ввысь комья жирной земли, зеленеющая трава пригибалась под порывами южного вешнего ветра, шумели могучими кронами высокие сосны.

Спешил молодой князь в Смоленск, ждали его новые большие дела.

<p><strong>Глава 40</strong></p><p><strong>КРОВАВАЯ АЛЬТА</strong></p>

Как в воду глядел Всеволод. Едва наступила осень, из глубин степи, с Дона, рванулись на переяславские сёла и городки свирепые половецкие полчища. Опять горели крестьянские дома, сотни трупов покрыли землю. Половцы не щадили никого — брали в полон только самых сильных мужчин и красивых молодых женщин. Остальных безжалостно рубили саблями, кололи копьями, расстреливали из луков. Вёл половецкие орды на Русь старый враг Осулук, а указывал ему путь возмужавший и вконец озлобившийся солтан Арсланапа.

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза