Читаем Всей землей володеть полностью

Лязг железа, топот копыт, боевой клич воинов заглушили его голос. Бледнея от ярости, Олег вцепился руками в поводья и так сидел, смотрел на битву, стиснув зубы от злобы.

Конница Бориса ударила в правое крыло соузного войска, туда, где стояли Ярополковы латиняне и вышгородцы. Те чуть отступили, но отразили первый лихой натиск. Сражающиеся скатились с холма на равнину, и там тотчас закипел отчаянный, смертельный бой. В мгновение ока всё перемешалось, только пыль стояла столбом да реяли над головами ратников разноцветные стяги.

В то же время в левое крыло соузников ударили половцы. Лёгкая оборуженная саблями конница степняков вознеслась вверх по склону и с леденящим душу диким, протяжным воем врезалась в ряды пешцев. Выставив вперёд длинные копья, пешцы держались как могли. Видно было, что силы у половцев невелики, и неслись-то они в атаку как-то неохотно. Ударят резко, отлетят в сторону, откатятся, ударят снова, осыплют строй пешцев стрелами, изрешетят высокие червлёные щиты и опять откачнут назад, вниз.

Уловив одно из мгновений, когда половцы отступили, Всеволод приказал Ратибору:

— Выводи дружину! Поспеши!

Сам князь Хольти, выхватив из ножен саблю, помчался на врага, исполненный решимости и злости. Сшиблись, засверкал булат, засвистели яро степняки, загалдели, и пошло-поехало.

Удар за ударом, стрела за стрелой. Арканы взвивались, сулицы летели, сабли звенели в раскалённом, жарком воздухе, пыль застилала глаза, пот катился по лицу, ожесточение охватывало, десница поднималась, опускалась, разила, щит принимал на себя звонкие удары, весь шелом был иссечен саблями.

Половцы вдруг будто надломились. Лавина всадников в коярах и плоских аварских шлемах резко поворотила быстроногих коней. Растекаясь по равнине, степняки уходили прочь, скрывались за курганами, за окоёмом, переяславцы с победными кликами устремлялись в погоню, но половцы были быстрее отступавшие всегда спешат укрыться, подгоняемые страхом, стыдом и горечью неудачи, а преследователи, уже понимая, что победили, перемогли вражью силу, чаще всего не успевают за ними вослед. К тому же дружинники захватили на пути обоз половцев и вскоре, бросив преследование, занялись дележом добычи.

— Княже! — взволнованно крикнул Всеволоду Ратибор. — Тысяцкий Туки убит! Саблею наискось, всё лицо до кости своротило!

— О, Господи! Вот как?! Туки! Тысяцкий Туки, брат Чудина! Но что поделаешь? Сеча, всякое в ней бывает! Ратибор! Останови грабёж обоза! Не время! Гляди вправо! — Всеволод указал рукой. — Олег и Борис теснят вышгородцев. Шли гонца к Владимиру! Пусть выводит смолян! А я к Изяславу!

Отдав распоряжения, Всеволод на взмыленном, хрипящем скакуне помчался к месту, где стояли киевские дружина и полк.

...Дружина Бориса почти вся легла под мечами наёмников-латинян. Тут бы и пришёл, наверное, конец пылкому молодому князю-изгою, но Олег, с трудом преодолев гнев и досаду, бросил-таки наперерез Ярополку свою застоявшуюся без дела рать.

— Стойте! — заглушая шум битвы, радостно прокричал своим отступающим в беспорядке воинам возбуждённый Борис. — Князь Ольг спешит к нам на подмогу!

Ободрённые его словами тмутараканские пешцы сомкнули щиты, а конные касоги, ясы и готы с новым ожесточением помчались на обескураженного, уже предвкушающего желанную победу противника.

Кровь лилась рекой, обагряя сухую жёлтую траву. В какие-то мгновения ход сражения изменился, теперь уже Олег наступал широкой линией, хотя и с оглядкой, а латники Ярополка поспешно отходили назад, пятились, обнажая тыл соузной рати.

Справа положение стало тяжёлым, Ярополк держался с трудом, зато слева атаковали Олегово войско Владимир со смолянами и Ратибор с переяславцами. То там, то здесь вспыхивали короткие жестокие схватки.

Владимир выискивал в гуще сражающихся Олега, но никак не находил его. Перед глазами сверкали сабли, копья, он видел тупые ожесточённые, искажённые злобой лица и бил, бил мечом по шеломам, плечам, бармицам. Рядом хладнокровно рубился воевода Иван.

Наконец, Олегова дружина стала поддаваться натиску смолян и переяславцев. Наступил тот миг, когда у воинов одной стороны словно удваиваются силы, а другими, наоборот, овладевает усталость, их энергия иссякает. Всё или почти всё становится в такие минуты ясным, и одолевающей стороне важно не отпустить врага, не дать ему передышки.

Владимир это почувствовал. Он крикнул Ратибору:

— Гони их, гони! — а сам помчался галопом на подмогу Ярополку. Следом за своим князем поскакали смоляне во главе с воеводой Иваном.

Отряд касогов, внезапно вынырнувший из-за курганов, осыпал их градом стрел. Владимир, прикрываясь щитом, велел дружинникам развернуться и ударить по касогам справа.

— Содеем, княже! — отвечал ему воевода Иван.

Вдруг он коротко вскрикнул, всплеснул руками и стал заваливаться набок. Вражья стрела, пробив бармицу, угодила Ивану в шею и прошла навылет.

— Воевода! Что с тобою?! — Владимир на ходу подхватил его, придержал коня и бережно спустил его с седла. — Иван Жирославич! Очнись! Воевода! Милый, родной!

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза