Читаем Всей землей володеть полностью

После трое младших княгинь вышли в сад. Слабое солнце освещало покатые крыши теремов, мягкий свет струился между стволами деревьев и падал на усеянную опавшей листвой дорожку.

— Холодает, — поёжилась, кутаясь в дорогой меховой кожух, Ирина. Она ушла вглубь сада, а маленькая жена Святополка, взяв под руку Гиду, потянула её к воротам:

— Давай сходим на стену. Там мой муж, он расскажет все новости.

Они потребовали у воротника отпереть широкие провозные ворота дворца и, громко стуча кожаными сапожками по дощатой мостовой, поспешили к башне детинца.

«Странно, — подумала вдруг Гида. — Вот сидим здесь: я — англичанка, Гертруда — полька, Лута — чешка, Анна — половчанка. Все из разных земель, по-разному говорим, одеваемся, слова русские коверкаем безобразно. Но всё равно — вместе, жмёмся друг к дружке. Будто сёстры. А, скажем, Магнус, Эдмунд, родные братья, совсем чужими стали».

Они поднялись на глядень. По стене гулял ветер, с головы жены Святополка едва не слетела обшитая мехом парчовая шапочка. Княгиня взвизгнула, поправляя выбивающиеся из-под убруса пряди иссиня-чёрных волос.

«Вот ведь немолода. Но, говорят, богата. Из-за того и взята в жёны». — Гида смотрела на миниатюрное, миловидное, густо набеленное лицо Луты с живыми голубоватыми глазами, небольшим вздёрнутым носиком уточкой и узким, выступающим вперёд подбородком.

Об их приходе страж-туровец доложил Святополку. Молодой новгородский князь высунулся из оконца стрельницы, сказал:

— Сей же час выйду к вам. — И через несколько мгновений, нагибаясь под низенькой дверью едва не в половину огромного своего роста, подошёл к заборолу.

Он был в тёмно-синем кафтане с перетянутыми серебряными обручами долгими рукавами и в плосковерхой войлочной шапке. Длинная узкая борода его колыхалась под порывами ветра.

— Вопросить пришли, петли новых вестей? Есть вести. Чернигов обступили отец со стрыем, наружный город взяли, посад выжгли. А дальше проведали: идут Олег с Борисом к Чернигову со свежей ратью. В Тмутаракань ходили набирать, крамольники! Ну, а наши пошли встречь, заступили им путь. А твоего Владимира, княгиня Гида, хвалят — он со своими воинами Восходние ворота в Чернигове проломил. Ну да он в ратном деле сверстен. Вот всё покуда. Вы бы, сердешные, ступали вниз. Мало ль чего! — Святополк говорил громко, почти кричал, слова его относило ветром.

Гида взмолилась:

— Прости, князь! Дозволь, походим мы ещё тут. В хоромах скука, тоска!

— Ну, ходите, — усмехнулся, пожимая плечами, Святополк. — Токмо недолго чтоб. Мало ли чего, — повторил он. — Я ведь не в зернь здесь играть оставлен.

Он повернулся и загромыхал боднями по переходу.

— Пойдём на другую сторону. Там, где Днепр виден, — предложила Гида.

Лута затрусила за ней следом, прихрамывая и опираясь на тонкий резной посох.

— Княгиня, гарью пахнет! — вдруг воскликнула Гида, принюхиваясь. — Вон, смотри, смотри!

Далеко за Днепром, над лесом подымался чёрный столб дыма, видны были огненные сполохи. Зарево пожара взметалось в пасмурное серое небо, крепло, дым относило ветром в сторону города.

— И в самом деле пахнет. И мерзко как! Фу! — Изнеженная жена Святополка брезгливо поморщилась и зажала обтянутыми чёрной кожаной голицей перстами нос.

— Надо послать за Святополком! — крикнула ей Гида. — Эй, а ты чего тут? — окликнула она прикорнувшего у окошка бойницы молодого воина.

Воин вскочил на ноги, протирая глаза.

На княгинь смотрело испуганное, совсем ещё детское лицо.

— Виноват, княгини! Простите, бога ради! — воскликнул воин тонким голоском.

— Что ты тут спишь?! — сурово сдвинув соболиные брови, стала отчитывать его Гида. — Тебя не спать же сюда поставили. Вот скажу сейчас князю.

— Ради Христа, не говори, княгиня! Я... я всю нощь глаз не смыкал, в сторожу напросился, — умоляюще пробормотал паробок.

Княгини переглянулись и невольно рассмеялись.

— Сколько тебе лет? — спросила жена Святополка.

— Пятнадчатый пошёл.

— А зовут тебя как?

— Людота аз, новогородеч, — бойко ответствовал паробок.

— Ты от земли взят или как? — полюбопытствовала Гида.

— Не, не от земли! Я... я в Новом Городе... в кузниче... меци кую... учусь покуда ещё, по лицу Людоты пробежала краска смущения. — Вы, ради Христа, не говорите, що я тут... Да я и невдолге.

— Ладно, не скажем. Гида ласково улыбалась, а жена Святополка, не выдержав, прыснула со смеху.

— Что там, за лесом? Пожар? — Гида указала на дым.

— Да, сказывают, поганые село пожгли. Да вы не бойтесь, на Киев они не пойдут, не посмеют. Еже що, мы тут их вборзе!

Людота выпрямился, стиснув в деснице копьё.

— Ну, с такими защитниками и вправду нам никакой враг не страшен! — насмешливо заметила Гида. — Смотри, не спи больше! — Она погрозила Людоте пальцем.

Княгини пошли дальше по заборолу.

— Вот мне Владимир говорил... Со Святополком, с твоим мужем, они с малых лет дружны. И Гертруда говорила. Ты об этом помнишь? — спросила Гида.

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза