Читаем Всей землей володеть полностью

Не один только Всеволод и не одни новгородские бояре хотели Глебовой гибели — была на Руси в те времена ещё одна сила, не видная иногда даже при пристальном рассмотрении, но такая, с которой и в прошлом многим доводилось не раз сталкиваться, и в недалёких грядущих годах часто придётся считаться. Сила эта была — киевская иудейская община.

В основном иудеи в Киев приехали из Германии, но были и иудеи тмутараканские, те, что уцелели после разгрома Великой Хазарин и перебрались на Русь из Крыма. И те, и другие селились на Копырёвом конце в западной части Киева. Здесь ещё при Ярославе стояла каменная синагога, а весь район был обнесён высокой крепостной стеной. Иудеи — крупные купцы и ремественники — наладили широкую торговлю через Польшу и Венгрию со многими странами Европы — Германией, Францией, итальянскими графствами и герцогствами. Во время смут они поддерживали деньгами князя Изяслава, его семью и ближних бояр; не единожды на их золото и серебро покупал себе Изяслав в окружении императора Генриха, князя Болеслава и папы Григория союзников и друзей. Усобицы недавних лет сильно ударили по торговле — на дорогах, где издревле ходили купеческие караваны, полыхал огонь войны, раздавались грохот оружия, свист стрел, ржание боевых коней. Но вот князь Изяслав — сторонник и покровитель иудеев, вернулся в Киев. Перед иудейской общиной открывался путь к процветанию, обогащению, росту.

...Захария Козарин, седобородый, невысокий, но крепко сбитый, худой иудей с жгучим, выразительным взглядом слегка посветлевших от старости тёмных глаз, склонившись над столом в широком покое, украшенном по стенам яркими разноцветными коврами восточной работы, с жаром говорил своим собеседникам, смуглолицым людям в долгих одеяниях, с перетянутыми золотистыми повязками курчавыми волосами:

— Теперь, достопочтимые, мы должны помочь сыну князя Изяслава захватить Новгород. Там сейчас сидит Глеб — наш старый враг. Многие из вас не помнят или не знают. Раньше этот Глеб правил Таматархой[299] и сильно притеснял наших единоплеменников. Он заключил договоры с аланами[300], касогами[301] и греками — нашими врагами на берегах Понта. Тогда многие достойные люди покинули Таматарху.

— Стоит ли впутываться в это дело, отец? — спросил Захарию молодой широкоплечий иудей. — Новгород далеко. И к тому же северный путь никогда не входил в сферу нашей торговли. В Новгороде иудейская община слишком малочисленна.

— Это так, Иоанн, — согласился Захария. — Но сейчас, когда восточные пути стали небезопасны, когда в степях бродят орды дикарей-куманов, как раз с севера, из Новгорода и через Новгород, хлынет сюда, в Киев, поток дорогих товаров. Ворвань[302], мёд, воск для свечей, меха. Мы будем скупать эти товары, везти и перепродавать их на европейских и восточных рынках. Так мы накопим богатства, а с помощью богатств поставим и в Новгороде, и в Киеве такого князя, какой нам нужен. Деньги — источник благоденствия, и они же — источник власти.

— Не всегда так бывает, отец. Вспомни: деньги не помогли нашим предкам удержаться в стране хазар, — не согласился Иоанн. — Есть ещё другое — личная храбрость, отвага. Её-то как раз и не хватило иудеям.

— Хазарию наши предки потеряли потому, что не смогли найти сильного союзника, — поучительным тоном ответил ему Захария. — Хорезмийские мусульмане тогда сомкнулись с камскими булгарами, а русский князь столковался с печенегами. Это и погубило Итиль и Семендер. — Старый иудей горестно вздохнул. — Вот и теперь мы вынуждены подчиняться иноверцам. Этот Глеб много вреда принёс иудеям в Таматархе, а сейчас он враждебен князю Изяславу, нашему покровителю, а значит, и нам тоже. Иоанн, ты говорил с князем Святополком?

— Да, отец. Князь Святополк жаждет богатства и власти, но он боится Глеба.

— Он человек жадный, властолюбивый, мне это известно, сын. Но надо, чтобы он поверил в свою удачу. Князя Глеба, думаю, погубят без нашей помощи.

— Что ты такое говоришь, отец?! — недоумённо развёл руками Иоанн.

— Говорю то, о чём имею точные сведения. У князя Всеволода личные счёты с Глебом. Он подошлёт в Новгород убийц. А если не решится, то мы ему поможем. Но, думаю, у князя Всеволода хватит мужества на такое дело. Ненависть часто бывает сильней Страха Господнего — такова природа людей, Иоанн. Но нам надо убедить князя Изяслава и его сына в безнаказанности их действий. Иоанн, тебе известен грек-евнух Никита, монах из Печер?

— Да, отец. Я знаю этого человека.

— Так вот: Никита слывёт чудотворцем, он вроде древнего пророка, умеет предсказывать будущее. Кроме того, он, пусть и не в полной мере, но придерживается наших воззрений, нашей веры.

— Как?! Гой, и... — изумлённо выпятил губу Иоанн.

Захария не дал ему договорить.

— Среди монахов он проповедует ветхозаветные истины, а Евангелие и Апостол — святые книги христиан — отрицает как заблуждение. Но не это важно. Важно, чтобы он предсказал Глебу скорую смерть.

— А он что, в самом деле провидец? — спросил один из молодых иудеев.

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза