Всей землей володеть

Высокий тонкостанный двадцатисемилетний красавец, смуглолицый, темноволосый, с узкой бородой, которую он, несмотря на молодые годы, отрастил чуть ли не до пупа, с большими тёмными глазами, в которых таилось лукавство и корыстолюбие, любящий золото, а ещё больше — книги в дорогих окладах, искусно оплетённых серебряной и золотой сканкой, коих вёз с собой в Новгород целые возы — таким предстал перед Яровитом этот князь, четыре года мыкавшийся со своим отцом на чужбине. Едва встретились, поздоровались, как сразу же стал Святополк с жаром рассказывать боярину:

— Давеча ходили мы с отцом к Никите, иноку печерскому. И сказал мне затворник сей благочестивый: «Было мне видение. Ангел явился и молвил: «Ныне будет убит в Заволочье дальнем князь Глеб». Езжай скорее, княже, в Новгород». Как мыслишь, Яровит, верно ли это? Бают, в жидовстве уличён был не раз Никита. Может, ложь он говорил? А?

Яровит, остолбенев, молчал. В мозгу его тяжело, как жернова мельницы, перекатывались мысли: «Кто упредил Никиту? Князь Всеволод? А может, не он?»

Наконец, боярин ответил:

— Думаю, есть в словах Никиты зерно истины.

— А что Глебу в Заволочье делать? Он же в Новгороде быть должен? — не унимался Святополк.

— Поживём — увидим, — стараясь сохранять спокойствие, теребя бороду, веско ответил Яровит.

Князь умолк, задумался, передёрнул плечами.

...Окружение Святополка составляли в основном туровцы, были ещё волыняне и несколько немецких рыцарей. Более всего удивила Яровита жена молодого князя. Это была женщина далеко не юного возраста, сутулая и хромая. Ходила она с помощью палки, была худа, костиста, мала ростом, но необыкновенно подвижна. Она приходилась дочерью давно почившему в Бозе чешскому князю Спитигневу, говорила по-русски со страшным акцентом, но довольно бегло, служанки её все были немки и в летах.

Яровит слышал, что эта княжна очень богата, что в Чехии и в Германии к ней сватались многие князья и бароны и что Святополк «поял её» только из-за своей жадности. А ещё сведущие люди рассказывали, будто молодой князь чуть ли не похитил свою будущую жену из её родового замка, ибо гордая королевская племянница ни в какую не хотела выходить замуж за жалкого изгнанника.

Впрочем, всё это было прошлым и не очень-то занимало Яровита. Насторожило его иное: около княгини непрестанно вертелся какой-то странный человек в долгой хламиде, с чёрной с проседью бородой. Смутные догадки бередили душу боярина. Пока он ничего толком не знал и не видел связи между этим человеком и евнухом Никитой, но то, что такая связь есть, он был почти уверен.

...Дальше был долгий путь на ладьях по быстрым днепровским водам против течения, был Смоленск с торговыми судами, леса, болота, были разговоры боярина с князем у ночных прибрежных костров, и снова путь на ладьях, но теперь уже по течению Ловати, и озеро Ильмень, вынырнувшее из густого леса, были тайные послы от Славяты, а затем распахнутые настежь ворота детинца, топот копыт по дощатой улице, выломанные двери над крыльцом хором, короткая сшибка.

Дружинники Глеба сдались почти без боя, среди Святополковых людей только двое были ранены, да ещё во дворе Бьёрн зарубил мечом какого-то выскочившего им навстречу рослого новгородца в алом корзне, которого принял в темноте за самого князя. Яровит велел искать Глеба, послать за ним погоню. Святополк, в забрызганном грязью розовом долгом кафтане поверх кольчуги, носился по покоям дворца, как бешеный, спотыкаясь о ступеньки лестниц и пороги дверей. За ним с факелами в руках бестолково сновали туровцы. Они промчались мимо оружейной, гридницы, верхних горниц. Святополк и сам не понял, как попал в бабинец.

Бледная Роксана, гордо вскинув голову, выплыла ему навстречу.

— Яко разбойник, яко тать ночной врываешься в дом чужой, князь! — с презрением сказала она, поморщившись при виде Святополка.

Святополк окинул её мрачным взглядом. Даже не верилось, что когда-то он был влюблён вот в эту высокую женщину, хотел взять её в жёны, мечтал о ней. Неужели явившаяся ему жёнка в чёрном траурном платье, исхудавшая, с тенями под веками, с болезненно-жёлтым лицом и есть та самая Роксана?!

Нет, ничего не шевельнулось у Святополка в душе, только одна злоба, одно ожесточение владело им, он жаждал расплаты — за своё унижение, за те четыре года, когда он мыкался с отцом по дорогам Европы и просил, умолял, валялся на коленях пред сильными мира сего!

— Полихронион[303], Роксана! А где Глеб? — сухо спросил Святополк, со звоном вгоняя саблю в ножны.

— Не трудись, не ищи его. Он ушёл. Он уже далеко. Тебе и твоим головорезам не догнать его.

— Куда он ушёл? В Заволочье! — вдруг догадался Святополк. — Да. Ведь Никита говорил.

— Какой такой Никита?! Ещё один предатель?! Не знаю такого! — гневно отрезала Роксана.

— Не о нём речь. Значит, Глеб сбежал. — Святополк глумливо рассмеялся. — Славно! Пусть побегает, повыпрашивает помощи. Пусть узнает, каково оно — быть изгоем. А ты, Роксанушка, раскрасавица, почто с ним не убежала? Или разлюбила, надоел тебе этот недоумок?