Читаем Всей землей володеть полностью

Здесь, у излучины Днепра, и дальше по Трубежу простирались высокие, насыпанные в незапамятные времена земляные валы. В народе называли их Змиёвыми; рассказывали гусляры-старцы, как некогда покорили былинные богатыри-храбры семиглавого змия, впрягли его в плуг и вспахали огромные борозды. С тех пор и стоят валы на страже, задерживают у своих подножий стремительный бег лихой степной конницы.

Да, так было, служили они надёжной защитой от разбойных набегов, но было то в далёком прошлом. Давно валы осыпались, пришли в негодность. Половцы всякий раз отыскивали в них уязвимые места и прорывались к плохо укреплённым городкам и совсем незащищённым деревням, неся смерть и страдания мирным землепашцам. Каждый год теперь эти кочевые разбойники появляются на Руси, грабят, хватают в полон десятки людей, а после, как вихрь, исчезают в степи. Попробуй потом отыскать их посреди бескрайних просторов, где лишь шумит серебристый ковыль, катятся под ветром кусты перекати-поля да каменные бабы зловеще темнеют на курганах.

«Надо как тогда, на торков, идти в степь, — размышлял Всеволод. — Но вот Изяслав только отмахивается, а Святослав упрямо молчит. Что же остаётся? Одному против половцев идти, без братьев? Никакого толку в том не будет. Один в поле не воин».

Всеволод тряхнул головой, отгоняя, как назойливых мух, навевавшие грусть и тревогу мысли.

<p><strong>Глава 56</strong></p><p><strong>ОТЕЦ И СЫН</strong></p>

Четыре года провёл молодой князь Владимир вдали от родных мест, и потому, едва показался впереди столь милый сердцу Переяславль, ком подкатил к его горлу. Та же пристань у впадения Альты в Трубеж, тот же каменный собор Воздвижения с золотыми крестами посреди ярко-голубого южного неба, те же хоромы епископа с резьбой по стенам, тот же знакомый с детства до мелочей княжеский двор. Здесь когда-то ему довелось впервые сесть на коня и ощутить радость и страх верховой езды. А вот тут, возле крыльца, в последний раз Владимир виделся с матерью. Княгиня Мария провожала его тогда в Ростов и долго-долго махала вслед белым платком, словно чувствуя, что расстаётся с сыном навеки. Не знал, не ведал тогда юный княжич, что матери, живой и здоровой, больше не увидит он никогда.

С трудом Владимир подавил внезапно нахлынувшие в душу воспоминания. Не время. Он остановил коня возле парадного крыльца, спешился и размял занемевшие ноги. Усталый скакун принялся было жевать притоптанную сухую траву, но подоспел конюх, ухватил его под уздцы и отвёл в конюшню.

Навстречу Владимиру из сеней прошествовала молодая мачеха, княгиня Анна, разодетая в дорогие одежды. Платье с золотой прошвой, соболья шапка, под которую надет был белый шёлковый убрус, золотые украшения на руках и на шее — всё это придавало величие и важность надменной красавице.

Анна почему-то напоминала Владимиру куклу, вырезанную из дерева, которую, будучи маленькой, сестра Янка рядила в лоскутки от старых материнских платьев. Высокомерие и какая-то холодная, неживая красота молодой княгини неприятно поразили юношу.

«Эк же её вознесло!» — подумал он изумлённо.

Княгиня коротко осведомилась о здоровье Владимира и пригласила его в терем, велев слугам истопить баню, а после бани подать на стол брашно и вино. По-русски она говорила уже довольно хорошо, хотя и с небольшим акцентом.

— Отец где? — спросил Владимир, беспокойно озираясь.

— В Киеве. Скоро ждём, — бесстрастным, размеренным голосом ответила ему Анна.

Владимир со вниманием озирал стены, мебель, чермную посуду, книги в дорогих окладах. Всё здесь напоминало ему детство, даже любая мелочь. Будто ничего не изменилось с той поры, когда он покинул родной дом. Только... княгиня Анна, сия разряжённая поганинка, которая возомнила о себе невесть что — она лишняя! Эх, как бы хотелось Владимиру выгнать её отсюда, отобрать одежды, нарядить в убогое домотканое платье! Хотя пусть остаётся, на потеху всем, в этом полушутовском наряде. Нечего влезать дочери дикого хана в русскую княжескую жизнь! Кабы не отец...

Владимир круто повернулся и жёстко, из-под полуопущенных ресниц взглянул на Анну. В серых глазах его молодая половчанка уловила недовольство и даже гнев. Ну нет, ничего она не позволит против себя этому мальчишке! Какой лиходей! Как смотрит!

Анна гордо вскинула вверх голову.

Владимир с трудом удержал на устах улыбку.

«Дура она, хоть и строит из себя великую и высокородную! А сама!» Нет, не стоит она ни гнева его, ни слов никаких он ей не скажет. Зачем, всё равно: в одно ухо войдёт, через другое вылетит.

Тем часом княгиня искоса пристально наблюдала за Владимиром. Красен он. Росту молодой князь будет чуть повыше среднего, лицо у него смуглое, нос с горбинкой, как у грека, очи большие, тёмно-серые, с долгими бархатистыми ресницами, а волосы и борода густые и рыжеватые. Засмотрелась молодая Анна, но одёрнула себя: непристойно. Смутившись, она потупила взор. Так стояли они долго друг против друга, не зная, о чём говорить.

Наконец, Владимир нарушил молчание:

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза