Все в саду

… Жила-была девочка. Звали ее Eugenia на французский манер, но подписывалась она всегда только по-русски – Евгения. Четкий почерк прирожденной отличницы. Раз и навсегда выверенный наклон букв, как и фасон стоячих батистовых воротничков, который она носила с юности, выдавал натуру замкнутую, сосредоточенную на собственных переживаниях и не допускавшую особых сближений. Она не была красива. И знала это. Как знала, что ни статус внучки императора Николая I, ни титул дочери герцога Лейхтенбергского, ни родство с императорским домом Франции не являются для нее надежной защитой и абсолютной гарантией безопасности. Всё свое детство и юность Евгения прожила в постоянном страхе перед большим скандалом, готовым вспыхнуть и разгореться в любую минуту. Второй брак ее матери, великой княгини Марии Николаевны с графом Строгановым был государственной тайной. В нее были посвящены только самые доверенные лица. Это был первый морганатический, неравнородный брак в романовском семействе. О нем шептались по углам с такими скорбными лицами, с какими никогда не говорили о покойном отце Максимилиане Лейхтенбергском, умершем, когда девочке было четыре года. Все пересказывали друг другу слова ее бабушки, императрицы Александры Федоровны, вдовы Николая I: “Я думала, что самым страшным испытанием в моей жизни, была смерть императора. Что ничего ужаснее быть не может. Но теперь я знаю, что может! Предательство моих детей”. Марию она так и не простила. Да и с внуками стала заметно холоднее, как будто они были виноваты в том, что новый брак матери пал тенью и на них.

Подальше от всех слухов и скандалов Мария Николаевна переедет с детьми во Флоренцию, где обоснуется в качестве богатой русской туристки, стараясь никак не афишировать своего происхождения. Евгения выучит итальянский язык и навсегда полюбит зеленые лабиринты знаменитых садов Боболи, куда ее водили гулять с братьями и сестрами. При всем беломраморном пафосе бесконечных каскадов и террас из скульптур была в садах Боболи какая-то загадочная и нежная интимность. Здесь легко можно было спрятаться от палящего солнца, наслаждаться прохладой античных гротов, наиграться всласть ледяными брызгами фонтанов. Здесь совсем не чувствовалось чопорной французской симметрии регулярных парков и садов, но и не было несколько искусственно срежиссированного английского приволья, так полюбившегося с легкой руки Екатерины Великой русским дворянам. Нет, это был именно итальянский парк, пленивший юную Евгению своей совершенной красотой, и в него она будет мысленно возвращаться всю жизнь.

А потом была скучная, лютеранская Женева. Они переедут туда на зимние месяцы. Там и состоится протокольная встреча с племянником ее воспитательницы Елизаветы Андреевны Толстой, молодым графом Львом Николаевичем. Позднее мы прочтем в одном из его писем: “Впечатление, оставшееся у меня от Евгении Максимилиановны, такое хорошее, милое, простое и человеческое, и всё, что я слышал и слышу о ней, всё так подтверждает это впечатление”.

Классик был прав. Княжна умела нравиться, легко располагала к себе редким сочетанием искренности и простоты, ясности и твердости, привычкой смотреть прямо в глаза собеседнику и не отводить вдумчивого, серьезного взгляда от самых сложных проблем. Она всегда была в курсе всех новейших течений, хитросплетений политической и придворной жизни. Под внешностью застенчивой, немногословной простушки скрывалась натура деятельная, честолюбивая и бесстрашная. Наверное, по своему характеру и склонностям Евгения была типичная эмансипе, переполненная жаждой деятельности и желанием приносить пользу. Она могла бы встать во главе крупного банка (с детства умела прекрасно считать и знала цену деньгам), основать научное общество, заняться художественным творчеством. Она выступала попечительницей общины сестер Красного Креста, получившей в 1893 году название “Общины Св. Евгении”. Была патроном Максимилиановской лечебницы, Женских фельдшерских курсов, Императорского ботанического сада. Была избрана председателем Императорского общества поощрения художеств, президентом Императорского минералогического общества. Список общественных обязанностей Евгении бесконечен. Самый деятельный и активный член царской семьи! Конечно, великокняжеский титул сковывал ее, как тесный корсет, который она проносила всю жизнь, свято веря, что абсолютно прямая спина – это не только признак аристократизма, но и верный залог здоровья. Но при этом ей одной удалось отвоевать то пространство свободы, о котором и не помышляли другие женщины из рода Романовых. Как это случилось? Почему ей одной так повезло?