Все в саду

Тут многое сошлось. Удачный брак по любви с принцем Александром Петровичем Ольденбургским, целиком находившимся под ее влиянием. Один-единственный ребенок, сын Петр, заботы о котором, конечно, не шли ни в какое сравнение с проблемами многодетных романовских семей. Благоволение дяди, императора Александра II, разглядевшего в юной племяннице человека, близкого по духу, одну из немногих, целиком разделявших его реформаторский азарт и страстное желание преобразить страну, доставшуюся ему в наследство. Особо приближать Евгению и ее мужа к государственному управлению он на первых порах не спешил, зато сделал то, что чрезвычайно редко позволял себе по отношению к родственникам – незадолго до своей гибели пожаловал им имение в одном из самых красивых мест Воронежской губернии Рамонь, да в придачу еще и с сахарным заводом. Надо сказать, что по сложившейся традиции основные владения царской семьи простирались вокруг Москвы, Петербурга, в Крыму или на Кавказе. В Центральной России ни у кого из Романовых собственности почти не было. В самом этом акте дарения можно было угадать какой-то тайный умысел и даже государственный наказ. Не исключено, что Александр II захотел показать всем, что можно сотворить в России, живя вдали от столиц, если всерьез приложить старания, душу и деньги. Он верил в неутомимую энергию своей крутолобой, упорной племянницы. И надо признать, он не ошибся!

…Впервые Ольденбургские приехали сюда ранней весной. Здесь был только старый запущенный барский дом, который несколько раз менял своих владельцев, и пришел в совершенный упадок. Нагорное плато с вековыми деревьями и крутой рельеф приречных склонов, спускавшихся к подолу, наводили мысль о средневековом донжоне, который бы так хорошо смотрелся на фоне летней листвы. Судя по сохранившимся документам, архитектурный проект Ф. Л. Миллера изначально предназначался для царской резиденции в Беловежской Пуще. Но Александру III, другу детства Евгении, по каким-то причинам он не понравился. Царь захотел что-то менее готически-грозное, более уютно-домашнее, в любимом русском стиле. Какое-то время проект оставался бесхозным, пока к нему не пригляделся принц Ольденбургский. Они с Евгенией оценили компактный и в то же время внушительный вид будущего замка. Краснокирпичная кладка башен и стен живо напомнила фамильные замки родни Ольденбургских в Германии. Но там, как правило, всё дышало многовековой историей. Одна пристройка теснила другую без всякой архитектурной логики и стиля. А здесь торжество разумного комфорта и современной роскоши: электричество в каждой комнате, новейший дымоход, кстати, вполне исправный до сих пор, солнцезащитные шторы на окнах, каких в России еще не делали, великолепные печи и камины, которые топились только яблоневыми дровами для сладкого духа, пропитавшего насквозь стены рамонского замка.

По своему устройству, распорядку и интерьеру он, наверное, больше напоминал английский замок, чем помещичью усадьбу в Воронежской губернии. Но виды из окон открывались безошибочно наши, российские. С их необъятным простором, неумолчным зеленым шумом, вкусным липовым ароматом и быстрой рекой, отливающей чистым серебром на солнце. Евгения любила эти места и не хотела разрушать сложившийся облик жесткой планировкой регулярного парка. По сути, она решила, что парк должен оставаться природным, и четко поделила его на две зоны: верхнюю, парадную, рядом с дворцом, где были высажены розы и разбиты цветники. И нижнюю зону, похожую на живописный лесной массив, разделенный пешеходными тропами. Через нижний парк, расположенный к востоку от дворца на крутом склоне, спускалась лестница, напоминавшая своими очертаниями и грубой бутовой кладкой сады Боболи во Флоренции. Тут чувствуется неожиданный отзвук детских воспоминаний Евгении. Странная и смутная ассоциация с любимой Италией, отозвавшаяся в арочном гроте, в фонтане, лестничных маршах и площадках, уходящих в бесконечную даль.

Но в том-то и дело, что в Рамони лестница ведет не к очередному Храму Аполлона или к Павильону Дружбы, как в традиционных дворянских садах XIX века, а на вполне себе прозаическую фабрику, хорошо видную с балкона замка. Каждый день принцесса Евгения отправлялась этим путем, чтобы пройтись по цехам, поговорить с рабочими, попробовать продукцию. Она была строгой, рачительной, но и щедрой хозяйкой, умевшей поставить дело и добиться желаемого результата.

В то время в Воронежской губернии было немало сахарных заводов для переработки сахарной свеклы “Воронежский леденец” – наиболее часто экспортируемый продукт из этих мест. Но именно чета Ольденбургских взялась поставить местное сахарное производство на широкую ногу, придав ему новый капиталистический размах и масштаб. Вначале, вложив большие деньги, модернизировали завод, потом отстроили кондитерскую фабрику по последнему слову техники. Окрестные рамонские сады, по осени, как правило, переполненные фруктами, и наличие местного сахара позволяли строить самые смелые коммерческие планы.