Новое имение получило название “Ольгино” в честь высокородной владелицы. Есть его описание в дневнике графа Шереметева, ближайшего друга Петра Ольденбургского. “На высоком берегу реки Воронеж, близ села Рамони, расположилось Ольгино. На вершине горы, куда ведет, изгибаясь, крутая дорога, не без труда поднимающая тройки добрых лошадей, большой деревянный дом под развевающимся флагом о двух этажах, переделанный из старинной, здесь же стоявшей помещичьей усадьбы… Сквозь густую зелень обступающих деревьев, местами через просветы, виднеется река и дали. Соловьи не умолкают, множество извилистых тенистых дорожек вдоль горы и вниз по склону к реке заманивают в свой прохладный сумрак, и сирень, сирень без конца. Море сирени”.
Но с окончанием работ по строительству дома и устройству сада что-то закончилось и в отношениях хозяев. Исчез предмет общих забот и волнений, не стало темы для разговора, пропал интерес к общению. Каждый снова закрылся у себя. И только жалобные звуки его скрипки время от времени напоминали ей, что муж здесь, поблизости, в этом новом доме, где им обоим было так одиноко.
Осенью 1902 года к ним в гости пожалует вдовствующая императрица Мария Федоровна, посмотреть, как устроились молодые. В дневнике Николая II об этой поездке упоминается вскользь, без подробностей, только приводятся ее сетования, что во дворце было зябко. Похоже, проводили матушку с облегчением. Говорил же отец Петра принц Александр Петрович, что лучшая минута в жизни хозяев дома – это видеть, как удаляется экипаж с гостями.
А потом случилось то, чего все так боялись. Ольга влюбилась. Это был красавец-атлет, гвардейский кирасир, обладатель лихо закрученных усов и пронзительных черных глаз Николай Александрович Куликовский. Их познакомит великий князь Михаил Александрович. Не было ни флирта, ни измены, ни мучительного романа на стороне. Ольга сразу поняла, что другой любви в ее жизни не будет. Она умела слышать судьбу.
Без колебаний призналась во всем мужу, попросила развода. В ответ услышала просьбу об отсрочке. На сколько? На семь лет. Для всего света они остаются мужем и женой, но Куликовский будет жить в их доме, под одной крышей. Петр возьмет его к себе адъютантом. Ольга вынуждена была согласиться. Тем более она представляла, какая буря ее ждет, если она объявит о разводе матери и старшему брату.
Сохранилась фотография, которую можно было бы назвать по аналогии со знаменитым чеховским рассказом “Драма на охоте”. Где-то на опушке леса за накрытым столом живописная группа охотников. В центре – сияющая, разрумяненная Ольга. Справа от нее напряженный, весь внутренне собранный, готовый отразить удар Куликовский. А на отдалении за другим концом стола понурая фигура Петра, смотрящего прямо в кадр своими белесыми, безбровыми глазами растерянно и покорно, как выглядят люди, попавшие в аварию, в которой они не виноваты.
Несчастья редко приходят в одиночестве. И разлад в семействе Ольденбургских совпал с другим печальным событием, положившим конец процветанию Рамони. В октябре 1905 года кто-то поджег сахарные склады и лесопильню. Тогда сгорело всё: конфетная фабрика, готовая и оплаченная продукция на многие тысячи рублей, столярная и плотницкая мастерские, стружечный и лесопильные цеха. Две недели бушевал пожар, который никак не могли потушить. Расплавленный сахар, конфеты, сливочная патока – всё это непрерывной горячей массой текло в реку Воронеж. Старожилы вспоминают, что еще долго потом у местной воды был приторный вкус. Так и непонятно, кто же поджег? То ли местные революционеры постарались, то ли за этим пожаром стояли денежные махинации управляющего Г. Коха, пытавшегося таким образом замести следы. Но сумма убытков составила астрономическую по тем временам сумму 250000 рублей.
У Ольденбургских не было таких денег. Пришлось обращаться с просьбой о ссуде к императору. По своей привычке Николай II долго тянул и колебался с ответом. Вначале отказал, но, в конце концов, согласился выкупить Рамонь в Удельное ведомство за 2,6 миллиона рублей. Отныне у Ольденбургских в собственности оставался только дворец и парк. Всё сохранившееся оборудование фабрики было продано за гроши и перевезено в Воронеж, где Хозяйственное правление еврейской общины быстро наладило выпуск конфет с гербом и именем принцессы. Не пропадать же бренду!
Сама Евгения Максимилиановна этих ударов и унижений не перенесла. Уже во время пожара с ней случился инсульт. С болезнью справилась, кажется, только одним усилием воли. После на нее посыпались судебные иски и предписания со всех сторон. Она и это выдержала. Заложила какое-то имущество, продала драгоценности, нашла деньги. Потом последовал отказ императора помочь с предоставлением ссуды, необходимой, чтобы покрыть новые долги. Пришлось и с этим смириться. Хуже всего она переносила позорную семейную ситуацию сына, о которой все знали и судачили в свете, а потом и его развод с Ольгой.