Время тяжелых ботинок

Коммерс стал вращать глазами, о процентах речи не было. Да, больше года он не платил. Но это не его вина, никто не приходил, а он каждый день и каждую ночь ждал, что позвонят и скажут: «Я – Кинжал».

– Это же по факту – кредит, любой пацан с этим согласится. Лазарь Ильич, или я чего-то недопонимаю?

Бывший работник советской торговли, а ныне розничный король с Невского, может, впервые в жизни почувствовал, что такое настоящий наезд.

– Чё молчишь, ты готов обсуждать проценты?

Кинжал кивнул Астрыкину, чтобы и тот включался. Друг, математик и статистик, с готовностью повёл плечами.

– Давайте считать вместе, – «по-доброму» предложил Кинжал. – Сначала договоримся о размере процента – как считаешь?

Вопрос был к Ильичу. А тот уже примерно знал, во что выльется ему эта отсрочка платежей, о которой он не просил.

Но он ведь и не пытался найти тех, кому должен, – это же факт!

Жил по-русски, на авось. А умные люди его предупреждали: в крайнем случае, открой в банке счёт на предъявителя, но деньги отдавай регулярно. Один деловой так пяти заправок лишился – думал, про него забыли, никто не беспокоил, год не платил. Потом пришли, посчитали, сумма вышла астрономическая: проценты на проценты – а как же! Всё по понятиям!

– Процент, я думаю, здесь может быть такой – сорок. По-моему, корректно, как считаете, Дмитрий Сократович? – толкнул Кинжал друга в плечо.

Астрыкин знал, что именно под сорок процентов в месяц сейчас можно занять валюту у самых «добрых» питерских ростовщиков – моментально и любую сумму, поэтому утвердительно кивнул.

– А ты как мыслишь, Ильич? – обратился Кинжал к барыге.

Тот медленно растекался по чугунному ограждению, как холодец в обществе паяльной лампы.

– Молчание – знак отсутствия несогласия, – продолжал «переговоры» Кинжал.

– Но я не кровопийца, и волей, данной мне авторитетными людьми, уменьшаю процентную ставку ровно на…

Он вспомнил Толстого и сделал паузу.

Куда торопиться?

Нам ли, питерцам, бояться промозглых холодов!

В свете электрического фонаря краем глаза он уловил мелькнувшую надежду под дорогой шапкой барыги.

– Короче, процент я срезаю ровно в два раза.

Лазарь Ильич тут же подсобрался, чтобы в уме прикинуть, быть ему или не быть, – в рамках вновь образовавшихся стандартов.

– А с цифрами мы попросим разобраться профессионала, – Кинжал развернулся к другу, – кто же, как не господин Астрыкин, лично назовёт нам сейчас сумму долга.

Задача очень простая, Сократыч. Дано: тринадцать месяцев по пять тысяч долларов – с учётом ежемесячных кредитных в размере двадцати процентов. Первый месяц – беспроцентная фора, это подарок от меня, персонально. Не забудь, дружище, плюсовать проценты на проценты.

– Обижаешь математика, – подал голос Астрыкин.

Он никогда не пользовался калькулятором, в уме на спор перемножал четырёхзначные числа, практически не напрягаясь.

– В чью пользу округлять? – поинтересовался Дмитрий Сократович.

– Конечно, на карман уважаемого представителя славной российской торговли! – внёс методологическую коррекцию Кинжал.

– Результат – один миллион триста тысяч долларов.

Барыга не удивился. Он и сам примерно прикинул сумму, поэтому оспаривать подсчёты компаньона Кинжала не стал.

Он только глянул через ограждение канала вниз, на тонкий лёд и подумал, что уж лучше – туда…

– Вот и я об этом, – перехватил его взгляд Кинжал. И продолжил:

– «Я видел смерть – благодаренье Богу, омылся кровью – тоже не роптал». Вот такие стишата, наш дорогой Ильич. Но всё дело в том, что твоя смерть – неходовой товар, тухлый, никому не нужный, в том числе – мне. Поэтому предлагаю сделку: о процентах я забываю, а ты будешь делать то и так, как тебе скажу я, согласен?

Бедный Лазарь Ильич так энергично кивнул, что дорогая шапка чуть не слетела в канал.

Кинжалу даже показалось, что барыга утвердительно хрюкнул.

3

– Тогда слушай меня внимательно. В Подмосковье, на двадцать третьем километре Киевского шоссе, в деревне, продаётся новый коттедж – одна бизнесвумен разорилась.

Этот дом согласился купить господин Астрыкин. Но у моего компаньона возникли временные финансовые затруднения, поэтому оплатить эту сделку должен ты – что-то около сорока тысяч долларов, сущие пустяки. Удастся сбить цену – разница твоя. Как считаешь, это справедливо?

– Вполне, – уже повеселее выдавил барыга.

– Но это ещё не всё. По Старокаширскому шоссе есть деревня Шишкино, там продают другой дом, побольше и побогаче, стоит он тысяч шестьдесят, но опять – торг уместен, и снова – всё, что выторгуешь, тебе для украшения жизни. Его купишь на имя одной старушки, документы я представлю. Времени тебе на всё про всё – до Нового года. И до середины лета – ты свободен от ежемесячных десяти процентов в пользу «крыши». Как – успеешь?

– Управлюсь, Кинжал! – Ильич едва сдерживал распирающие его эмоции: «Ё… твою мать!!! Будем жить!!!»

Кинжал вёл базар, а Астрыкин то узнавал друга, то ловил себя на том, что это совершенно другой человек.

Как такое может быть? Кто и что с ним сделал?

– Теперь давай о приятном. Что там у тебя за проблемы с поставщиками морепродуктов?