Время новых дорог

…Иван Федорович напряженно всматривался вперед. Лобовое стекло бульдозера заносило снегом, и только в короткие мгновения между ударами снежных зарядов можно было разглядеть, то пятна кустов, то частокол стволов, то бок огромного пня.

— Не видать ни хрена! — крикнул Кешка. — Ползем, как слепые котята.

Иван Федорович приоткрыл дверку кабины, выглянул. Белая стремительная мгла занавесила окружающее пространство. Было трудно смотреть.

— Так и иди, — сказал он Кешке. — Чтобы ровненько было… По кругу и зайдем за хребтик.

— На рога тут зайдешь!

Бульдозер неожиданно пополз вверх.

— Ну? — закричал Кешка. — Где ровненькое твое?

— Стой! — придержал его Иван Федорович. — Может, вправо взял? Стой, а то загремишь!

— Куда? — психовал Кешка. — Не видать же ни хрена!

— Должен спуск быть. Ты погоди… По ключу вниз, а там распадок. Если вправо взял, камни будут… — вспоминал Иван Федорович.

Рядом остановился второй бульдозер. Следом чуть светила фарами колонна.

Иван Федорович взялся за ручку дверки:

— Пойду, проверю…

— Куда?! — заорал, удерживая его, Кешка. Но Иван Федорович спрыгнул на землю. Сделав несколько шагов, исчез. Кешка стал подавать сигналы. Из второго бульдозера выпрыгнул Михеев, пошел за стариком.

А Иван Федорович растерялся. Он ничего не мог вспомнить. Ему казалось, что стоит он один-одинешенек среди бескрайнего пространства летящего снега и все вокруг одинаково бело и незнакомо. Он пошел было в одну сторону — вернулся, пошел в другую — остановился. От ветра слезились глаза, было трудно дышать. Неожиданно рядом появился Михеев.

— Вправо забрали! — крикнул он. — Камни! Туда надо…

— Все забыл, — сказал Иван Федорович. — Ничего не помню, все забыл.

— Здесь и маму забудешь. Пошли…

Бальсис снял со стены свой рюкзак и стал выкладывать из него на койку большие яблоки. Потом собрал их, с трудом удерживая, понес к столу.

— Праздник сегодня у меня. В сорок четвертом году в этот день освободили мой город. Вы, наверное, и не слышали о нем. Есть такой маленький городок в Зарасайском крае. Это оттуда яблоки. Я очень прошу вас — угощайтесь все…

— Пахнут как! — с восторгом сказала Анна. — Даже жалко трогать.

Иван Федорович потряс яблоко.

— Стучат, — улыбнулся он. — Самая спелость.

— Я бы от таких яблок не уехал, — сказал Михеев, надкусывая яблоко. — Тут, может, цель жизни всей, чтобы такие яблоки у дома росли.

— Знать, что они растут где-то, тоже очень хорошо, — задумчиво ответил Бальсис. — Есть где-то маленький городок, озера вокруг, липы цветут. А мы с вами здесь… идем, делаем все, что только может сделать человек. Для меня это тоже цель жизни.

— Отметить бы праздник, — подмигнул окружающим Семечкин.

— А то не отметили, — сказал Иван Федорович. — Из какого пекла выскочили. Я уже и не думал…

— Вы угощайтесь, не надо стесняться. Мы сейчас все вместе, — подошел к сидящему в стороне Дубынину Бальсис и протянул яблоко. — Посылка пришла перед самым отъездом. Видите, куда они попали, литовские яблоки…

Тракторы колонны прижались к темным скалам распадка. Пурга за скалами и где-то наверху еще завывала в полную силу. Но в распадке только угрюмо гудели старые ели и снег кружило у гусениц неподвижных машин. Но вот скрипнула дверь, в светлом квадрате мелькнула фигура, и дверь закрылась. Человек торопливо перебежал к стоявшему в стороне вагончику взрывников.

Внутри он зажег фонарь и стал переодеваться. Это был Михеев. Он надел смятую белую рубашку, вылил в ладонь чуть ли не полфлакона одеколона, плеснул на лицо, на волосы. Застегиваясь, увидел лежавший на верхней койке пиджак Дубынина. Оглянувшись на дверь, он осторожно достал из кармана пиджака документы, проглядел, достал из другого кармана записную книжку, быстро перелистал, вглядываясь в записи, и положил на место. Поправил пиджак, чтобы лежал, как прежде, и потушил свет.

— Подожди, — сказала Анна, еще не видная за перегородкой, и добавила: — Дров подкинь.

Михеев послушно подбросил дрова в печку, оглянулся на легкое движение и в растерянности встал. В полутьме вагончика, освещенного лишь дрожащим светом топящейся печки, Анна показалась ему необыкновенно красивой — в светлом праздничном платье, в туфлях, которые делали ее выше и стройнее.

— Ты как на праздник, — пробормотал он.

— А для меня праздник! Ты вот не поверишь… Каждую нашу ночку вспомнить могу…

Михеев подошел к ней.

— Сделаю, что хотел, все наши будут, и ночки, и дни… Ты не думай, Аннушка. Ты мне все равно, как жена. Ни о ком и не думал ни разу.

— А что, если не выйдет, Коля? — спросила, припадая к нему, Анна. — Надушился, аж в носу щиплет…

В глазах у нее были слезы. В дверь вагончика неожиданно постучали.

— Кто? — срывающимся голосом спросила Анна.

— Я… — тихо ответил чей-то голос.

— Кто «я»? — переглянувшись с Николаем, спросила Анна.

— Открой… поговорить надо.

— Сашка… — шепнула Анна и подошла к двери.

— Ну говори…

— Да ты открой, холодно.

Михеев отстранил Анну, откинул задвижку. Сашка нырнул в вагончик и оторопел, увидев перед собой Николая.

— Здорово, — растерянно сказал он.