Он жил у меня на даче, занимая верхнюю комнату с балконом на озеро. Был раздражителен и суров. Ему казалось, что у меня на даче живет слишком много людей, что они мешают мне. А ко мне всегда, каждое лето съезжались родственники и иногда набиралось до пятнадцати человек. Конечно, было шумно. Но летом я мало писал, и потом, — мне всегда было жалко напрасного солнышка, зелени, свежего воздуха, если никого не было на даче. Тогда мне казалось, что она пропадает зря. Еще что не нравилось Дмитрию Ивановичу, так это, как ни странно, то, что не было мух.
«Значит, здесь не животворный климат», — безапелляционно говорил он. И спорить с ним не следовало. Он тут же возбуждался, и голос его гремел на всю усадьбу.
Мы с ним совершали большие прогулки по лесной дороге. Он рассказывал о себе, как работал еще молодым вместе с Марией Ильиничной Ульяновой в «Правде», как ездил по командировке в Первую коммуну и написал цикл очерков, которые легли в дальнейшем в основу романа «Перелом».
«Дорогой друг, Сергей Ал!
Пишу тебе из онкологического института, да, да! Того самого Блохина. Так случилось. Ты легко поймешь, почему я не мог немедленно. И все же я дважды разговаривал с Тарасовым и его замом Голдобиным. Клялись помочь, ускорить и как можно быстрей выпустить пьесу.
Пиши, дорогой, будешь в Москве — разыщи.
Обнимаю тебя, твой друг
«Дорогие Сергей Алексеевич и Мария Григорьевна!
Получила вашу телеграмму и очень вам благодарна.
Умирал Дмитрий Иванович очень тяжело. Я без конца колола ему наркотики, — они у него снимали боль в позвоночнике. 25 ноября в 11-45 утра он умер. В заключении было написано: рак правого легкого, метастазы в позвоночнике, в печени и лимфоузлы. Поэтому он так, бедняжка, и мучился. Похоронили мы его на Ваганьковском кладбище...»
Удивительный был человек! Умирая, все хлопотал о моей пьесе. Она вышла, для распространения, но не была поставлена. По-моему, даже никто и не пытался ее поставить...
Чем дальше в глубину времени отдаляется от нас вторая мировая война, тем все больше узнаем мы о ней правды. И это естественно. Только при условии обнародования и осознания всех героических усилий советского народа в борьбе с фашизмом можно будет полностью представить тот исключительно колоссальный размах всеобщего сражения, какой вела наша страна в годы Великой Отечественной войны.
Военная литература во всех ее жанрах уже сегодня насчитывает сотни томов. Но настолько неисчерпаема эта трагедийно-героическая тема, что еще долго будут обращаться к ней историки и писатели. И все новые и новые материалы, о которых мы и представления не имеем, будут приходить к нам. И не раз мы содрогнемся от жалости к павшим, и не раз наши сердца наполнятся чувством гордости за этих мужественных, беззаветно преданных своему народу и Родине советских людей.
За последние годы получила широкое распространение документально-художественная проза. И это понятно. Читателю хочется больше знать правды о войне, — отсюда интерес к документальному факту. Но одни документы не могут воссоздать образ героев, хотя и доносят живое дыхание тех лет, нужно еще и художественное изображение. А это подвластно только писателю.
Такие писатели нашлись. Об этом свидетельствуют десятки документально-художественных книг, создающих своеобразную летопись народного подвига в годы Великой Отечественной войны.
В ряду таких книг стоит роман-хроника Дмитрия Гусарова «За чертой милосердия».
Бессмертным памятником героизма и мужества останутся в веках битва на Курской дуге, разгром фашистских полчищ под Москвой, Сталинградская битва, прорыв Ленинградской блокады и многие другие великие победы, известные всему миру. Но останутся в истории этой войны и вовсе неизвестные широкому кругу людей подвиги отдельных групп, небольших партизанских соединений, в которых также проявлялись и беззаветная преданность Родине, и героизм, и готовность к самопожертвованию. Смерть есть смерть, и отданная жизнь для спасения Родины, — а это высшее проявление патриотизма, — где бы она ни была принесена в жертву, при взятии ли рейхстага или в глухом пинежском болоте, есть отданная жизнь.
Роман-хроника рассказывает о трагической судьбе 1-й партизанской бригады Карельского фронта.
Вместо пролога автор публикует выписку из приказа Штаба партизанского движения при Военном совете Карельского фронта от 13 июня 1942 года. В нем предписывается командиру 1-й партизанской бригады майору Григорьеву и комиссару, старшему политруку Аристову, в составе шести отрядов 29 июня 1942 года с исходного положения поселок Сегежа выйти в район тыла противника на срок не менее двух месяцев.