Время итогов

Каждый, кто прочитал обе книги романа, имеет возможность как бы войти в творческую лабораторию автора. Мне лично всегда интересно узнать историю создания книги, хотя отлично понимаю, что ни один писатель не сможет объяснить процесс и сущность творческого вдохновения.

И все же...

«Я прочел первую книгу вашего романа «Война», Ваш Федор Ксенофонтович очень похож на нашего командира 13-го мехкорпуса генерал-лейтенанта Ахлюстина Петра Николаевича, погибшего при выходе из окружения...» — пишет в своем письме Стаднюку читатель С. З. Времнев.

«Мой генерал-майор Чумаков Федор Ксенофонтович — лицо вымышленное, однако, работая над его образом, особенно над чертами его характера как военачальника, я непрерывно обращался мыслями и к командиру 13-го мехкорпуса Ахлюстину...», — пишет в своей статье «Размышления над письмами» Стаднюк.

Не правда ли, очень интересный факт, и он не единственный в романе «Война», где множество действующих лиц, и вполне возможно, что многие читатели, особенно старшего поколения, узнают в них тех, кто бок о бок с ними сражался на фронтах войны.

Интересна приложением к «Советскому воину» и статья «Кузнецы высокого духа» — о политработниках Советской Армии, она захватывает раздумьями о верности Родине, о чувствах, ведущих к самопожертвованию во имя нее, о книге видного, ныне покойного политработника, генерал-полковника М. Х. Калашникова «Испытание огнем»... Но тут я отсылаю читателя непосредственно к сборнику «Любовь моя, боль моя...».

* * *

Уже десятилетия отделяют нас от грозных и торжественных событий, разыгравшихся в сибирской степи. Широко, неторопливо рассказывает нам Дмитрий Зорин о том, чему сам был свидетелем в те давние годы, рассказывает, вглядываясь сегодняшним оком через дымку лет, полный раздумий и благородных забот о земле русской, о русском народе — зачинателе великого преобразования мира всего человечества.

«Матушка русская земля! Кто не топтал тебя, не бил копытами! Какая жадная орда не бесновалась по тебе, не жгла и не палила прекрасное лицо твое! Какой заморский владыка не желал сделать тебя рабыней! Кто из коронованных и некоронованных деспотов не бахвалился тобой, не грабил тебя, не старался превратить в придворную холопку!» — с горечью восклицает автор в одной из глав романа. И патетически завершает: «Все выдержала ты, вспоила и вскормила великий народ русский — великодушный и щедрый, как ты сама».

Сыновней любовью к родной земле, преданностью народу пронизаны страницы романа Зорина «Русская земля». И далекое становится близким, и ушедшее волнует, словно оно и не прошлое. Нельзя идти вперед, не оглядываясь назад. Или прошлое не поучительно и нечего из него извлекать? Или все в нем было безошибочно и нечему учиться? Поиск, вечный поиск истины, смысла жизни был во все времена, и его не минует ни настоящее, ни будущее.

Отгремела гражданская война. И встали перед крестьянином вопросы, новые, как само время: как правильно строить жизнь? Земля — своя, сила — своя, думы — свои. И на земле впервые создается коммуна! Ее возглавляет «вожак» — революционер, ссыльный Сазоний Федотов, в прошлом безземельный бедняк, протодьякон, предавший «анафеме» царя за «Кровавое воскресенье». Народ в нем не чает души.

Коммуна процветает, но все задумчивее Федотов, все меньше он бывает с народом, все чаще уходит он в озерную тишь.

Что же гнетет Сазония? Не радует его коммуна, потому что живет она не землей, а за счет кустарных промыслов и ремесел, и «хозяйственные» коммунары — мельники, кузнецы, портные, сапожники — живут богато, а пастухи еле-еле сводят концы с концами. И вот уже «выбыл» из коммуны Вадим Горев, он пьянствует, буянит, не находя. иного выражения своей силе, обреченный разочарованием на бездействие. «Идею украли!» — вот что его мучает. И смеется и презирает его заместитель «вожака» Парасюк. Он доволен: со всей округи идут и едут в коммуну крестьяне — там мельница, мастерские. Парасюк сам устанавливает цены на помол, на ремонт инвентаря, и все больше богатеет коммуна, и все четче вырисовывается ее облик — «кулацкой» коммуны. Вот что заботит справедливого Федотова, вот что угнетает Вадима Горева. «Впервые тогда надломилась у Вадьки вера в человека. Он стал присматриваться к коммунарам и увидел, что многие выгадывают, ловчат проехать на другом. Ничем не отличавшиеся от других устраивались на выгодные места. Над работающими появились старшие мастера, доверенные должности... Они требовали к себе почета и уважения».

Вот откуда горестное Вадькино восклицание: «Идею украли!»

В это сложное для коммуны время приезжает Сергей Чертков, шахтер. «Едешь для укрепления пролетарского влияния», — сказали ему в рудкоме.

Чем больше он вникает в жизнь коммуны, тем «яснее и глубже начинает видеть небывалую на земле драму жизни первых коммунаров»: неудовлетворенность одних, недовольство других, бессилие третьих, и как итог — взрыв. Бунт на мельнице — одна из самых сильных глав романа.