Время итогов

Посылаю тебе первую обнадеживающую весть: неизвестный тебе Тарасов (кстати сказать, начальник театрального управления Министерства культуры СССР) прочитал твое «Оригинальное решение», будучи в больнице, где я вручил ему пьесу, присовокупив к ней свои восхищения и радость по поводу явления нового драматурга. Комедия ему понравилась. Со своим и моим мнениями он передал ее по принадлежности, — в подчиненную ему редколлегию по драматургии Министерства. Она после ознакомления и вызовет тебя для заключения госдоговора и определения комедии на театр.

Жди вызова. Я начинаю верить, что ты еще до окончательного поседения увидишь своих героев на сцене. И не в одном театре».

Спустя три месяца:

«Дорогой Сергей Алексеевич!

Я был удивлен, что ты не позвонил мне, когда приезжал в Москву для заключения договора. Но, получив эту твою открыточку, я был удивлен еще больше! Ты, оказывается, до сих пор не приглашен в Москву... Не буду тебе рассказывать, с каким чувством я позвонил Павлу Андреевичу Тарасову. Тарасов, кажется, не меньше меня возмущенный, сейчас же выяснил, что решение редколлегии управления театров Министерства о твоей пьесе вынесено еще в июне месяце. Было поручено председателю этой комиссии Осипову лично связаться с тобой (пригласить в Москву) и высказать пожелания редколлегии. Одним словом, начать работу и довести ее до конца. Оказалось, что у всей редколлегии было самое положительное мнение о пьесе. Но, поручив Г. В. Осипову «довести дело до конца» и завершить с тобой переговоры, больше уже никто не думал о пьесе, — начался период отпусков. А Геннадий Владимирович заболел, уехал в санаторий. Вернувшись из санатория, проработал четыре дня и опять заболел.

Не буду дальше продолжать эту умилительную, правдивую сказку, — как болел и болеет уважаемый Геннадий Владимирович Осипов, — а то еще растрогаешься и тоже махнешь рукой на свою пьесу. Завтра тебе напишут письмо, пригласят для разговора и, как мне сказал Павел Андреевич Тарасов, «для оформления договора». Ну, а если и завтра не смогут «собрать» свои мысли, придется им помочь... Теперь уж пусть покоя не ждут, отпуска кончились...»

«Дорогой друг!

Тарасов назвал твоего редактора безответетвенным и предложил отредактировать «старика» (персонаж комедии. — С. В.).

Тарасов обещал мне ускорить прохождение пьесы и все время держать ее под своим контролем.

До свидания. Обнимаю. Твой Д. Зорин».

«Дорогой друг, Сергей Алексеевич!

Пишу тебе из клиники первого Московского медицинского института. У меня подозревают рак правого легкого. Положен для проверки. Кажется, подтвердилось. Операцию делать нельзя, — задет корень легкого. Будут лечить облучением. Видимо, скоро выпишут, буду ходить на облучение (пушка). Таковы мои дела, милый мой Сергей Алексеевич. Мне сейчас нужно мужество, и, думаю, что оно не покинет меня.

Д. Зорин».

«Дорогой друг, Сергей Алексеевич!

Во первых строках благодарю тебя за рецензию в «Неве», которую прочитал с большим удовольствием. Ты открыл и прославил в моем романе самое дорогое и существенное настолько, насколько возможно это сделать малюсенькой статьей. Во вторых строках хочу доложить тебе о своем походе к Тарасову П. А. в субботу 29 числа. В самый подъем моей речи вошел в кабинет Симуков Алексей Дмитриевич. Он все подтвердил, что я говорил о пьесе: «Мы губим прекрасную пьесу, может быть, самую лучшую пьесу этого года». Как потом выяснилось — главного редактора вдохновило мое решительное наступление, — я не стеснялся в выражениях и дал полную квалификацию позорной истории с твоей пьесой. Алексей Дмитрич, молчавший так долго, к тому же сказал, что дальше «улучшать» пьесу нельзя — она погибнет. Я был благодарен Алексею Дмитриевичу за поддержку и, конечно, не имел оснований благодарить своего друга Павла Андреевича.

Пригласив меня в свой кабинет, Симуков прочитал все замечания Павла Андреевича, но ни одно из них не показалось мне правомерным и уместным в искусстве. И все же я согласился и с Тарасовым, и с Симуковым, — взял пьесу для спокойного и вдумчивого анализа и редактирования, если таковое понадобится. Я действительно постараюсь еще раз спокойно прочитать пьесу и обдумать замечания Тарасова. После свои предложения выскажу Симукову. Кроме того, я собираюсь побывать с Зиной в Ленинграде. Видимо, остановлюсь у тебя, если это, конечно, возможно, — и там я покажу тебе замечания Тарасова.

В третьих строках сообщаю, что здоровье мое, кажется, улучшается. После лечения меня, правда, все еще поташнивает, мнятся разные противные запахи, отбивающие аппетит к еде. Ну есть у меня еще маленькая пневмония. Быстро устаю. Видимо, еще не набрал силы. Наберу, не может быть.

31/VII-67 г. Д. Зорин».