Время итогов

Шолохов обладает чувством внутреннего такта настолько, чтобы ни в коей мере не подчеркивать своего превосходства над собеседником, кем бы тот ни был. Я видел его беседующим со станичником, и речь Михаила Александровича была близка речи станичника. Видел его беседующим с зарубежными писателями, и тут его речь обретала по лексике то информационное оснащение, которое свидетельствовало о большой его писательской культуре. Видел его беседующим и с другими, разными людьми, и тут оттенки его речи были самые разнообразные. Он как-то удивительно быстро умеет распознавать суть человека.

«Почему это меня считают грустным? — как-то сказал он, глядя на свой скульптурный портрет работы Вучетича. — Я совсем не такой».

И это верно, я ни разу не видел его подавленным, мрачным, меланхоличным. Помню, как он до слез смеялся в Вешенской, слушая донского писателя. Александра Бахарева. Как он хохотал! И вообще, надо сказать, Михаил Александрович любит и шутку и веселое слово, и сам не прочь пошутить. Нет, никак нельзя сказать, чтобы он был человеком грустным. Жизнелюб!

Чуткость — характерная черта Шолохова. Любовь к человеку, сочувствие ему — главное в писательском деле. Я не мыслю писателя с черствым сердцем. Не мыслю его проходящего мимо человека, убитого горем. Для меня девизом было, есть и останется то, что если даже на всей земле все будут счастливы и только один человек несчастен, то я буду писать только о нем, только его буду показывать с его горем, чтобы помогли ему люди, чтоб проявили милосердие, приобщили его к когорте счастливых.

Почта, приходящая к Шолохову, громадна. Ею занимается секретарь. Помню одно письмо. Писала его женщина из Рязанской области, в прошлом председатель колхоза военного времени. Уже к концу войны случилось так, что в колхозе не было совсем кормов для скота и, доведенная этим до отчаяния, женщина ушла в лес и стала ломать на корм ветки, и там потеряла сознание, и пробыла три дня в таком состоянии, пока ее не нашли. Постепенно она пришла в себя, стала продолжать работу. Кончилась война, — не вернув ей мужа. Пришло иное время. Ее сменил на посту председателя другой человек. К тому же она стала все чаще прихварывать. И наступил такой день, когда надо было всерьез подумать о пенсии. Стала хлопотать. Ей отказали. Председатель райисполкома даже не принял ее, хотя и знал лично в то время, когда она была председателем. Это ее так обидело, что решила она наложить на себя руки. Залезла на чердак и уже перекинула через стропило веревку, но увидала в слуховое окно Оку, за ней лес, громадное небо, и тут осенила ее мысль, что не виновата в ее такой горькой судьбе Советская власть, люди виноваты. И написала письмо М. А. Шолохову, депутату, писателю, человеку.

При мне был разговор Михаила Александровича с секретарем Рязанского обкома КПСС.

— Здравствуй, родненький! — неторопливо сказал Михаил Александрович. — У вас живет женщина. (Он назвал ее фамилию и местожительство.) Вот какая приключилась с ней грустная история. (И рассказал.) Так вот, это дело надо поправить. По-моему, экономия на ее пенсии ни Советской власти, ни партии не нужна. Так?

Тот, видимо, согласился. И вскоре пенсия областного значения была установлена для просительницы.

Выросший среди народа, в гуще его, Михаил Александрович не может быть равнодушен к его невзгодам и бедам. Большой государственной заботой о Родине, о благосостоянии народа пронизаны все выступления Шолохова на партийных и писательских съездах. Равного ему нет среди писателей. И вместе с тем он находит время сердечно сочувствовать ближнему. Встает он рано. И вот открывается калитка, и входит во двор женщина. У нее сгорел дом, погибло все хозяйство. Просит помочь деньгами па корову.

— Ну, как ей отказать, — рассказывал Михаил Алексапдрович, — сидит, плачет.

Как-то зашел разговор о славе, об известности. Было это в самолете, когда мы летели из Москвы в Ростов. В салоне вместе с нами были иностранные туристы, и гид показал им на Шолохова. Те стали глядеть на него, и он, заметив это, нахмурился и отвернулся. Тут я и спросил его о том, как он относится к тому, что его знают миллионы по его портретам.

— А так, — ответил Михаил Александрович и рассказал, как он однажды стоял у магазина на проспекте Максима Горького, ожидал жену. — И вижу, один из прохожих поворачивает ко мне. Извините, говорит, вы не Шолохов? Нет, говорю ему, не Шолохов.

Рассказал и молчит; сам делай вывод, как он относится к славе и известности.

Но знаю кому как, но мне всегда было разговаривать с Михаилом Александровичем трудновато. Казалось, о чем бы я ни заговорил, все он знает и поэтому ему неинтересно. Только однажды заинтересовался тайгой, изыскательской жизнью, когда я работал на изысканиях. Послушал. У него очень живое воображение. Говоришь словами, а он видит картины, и поэтому особенно крепко запоминает, как уже однажды виденное.

— Вот сейчас спорят о «дистанции времени», как вы к этому относитесь? — спросил я его.

— Знаешь, чем собака занимается, когда ей делать нечего? — ответил и отвернулся.