Время итогов

Повторяю, не будем гадать, как поступили бы органы Советской власти, заяви Иван о его прошлом. Но что совершенно очевидно, так это то, что Василий Никитин, пережив разоблачение и презрение коллектива, в котором он живет, освободился бы наконец — если не полностью, то наверняка частично — от нравственных мук. А так этот слабодушный и жалкий человек, совершивший тяжкий грех перед Родиной, обречен казниться своей виной до последнего часа.

Сама жизнь не прощает измены и предательства — таков глубокий смысл рассказа.

Я не случайно говорил выше: нельзя отождествлять литературного героя с автором. Иван Касимов со всеми его сильными и слабыми чертами существует, живет среди нас, и если уж порицать Сергея Воронина, то порицать за то, что он не везде сумел подняться над своим героем, должным образом прокорректировать его поведение и, следовательно, дать почувствовать читателю возможность иного, более глубокого решения того жизненного конфликта, который лежит в основе его рассказа.

Не так давно на страницах «Литературной газеты» Вы горячо призывали критиков к бережному, внимательному отношению к писателям. Жаль, очень жаль, что Вы так скоро забыли об этих хороших призывах и обещаниях.

Ваша статья незаслуженно оскорбляет честного советского писателя-коммуниста Сергея Воронина и дезориентирует читателей.

2 ноября 1959 г. Федор Абрамов.

«Старый мой, боевой дружище! Привет!

Только что вылез из больницы, загорал там долго и основательно, оттого сорвались все мои планы повидать тебя, радость ты моя седая. В больнице же с великим вниманием и болью прочел статью Смирнова, а затем и рассказ, приведший его в ярость. Оттого, может, что я не доверил своему сердцу, перепичканному всяческими лекарствами, я предложил рассказ лежавшему со мной рядом старому литовскому писателю Казису Боруте — человеку, повидавшему мир, жизнь и литераторов, другу Ивана Бунина. Я ничего не сказал ему об авторе рассказа и о статье. Он прочел его и обрадовал меня надеждой, что сердце мое лекарствами не испорчено: он сказал, что у автора рассказа думающая душа. После сего он читал статью. Со своей койки я следил краем глаза за его седыми пучками бровей, — они, знаешь, прыгали. И было решено им, что это вовсе не статья, а искореженное эхо какого-то странного черносотенного гимна. Он, как и я, не понял, о чем и чему пропет гимн этот, да еще от имени голосов ни в чем не повинных солдат русских? Мы долго гадали — а как все-таки следовало закончить рассказ? Неужели сообщением в МГБ? И только? Ну, а как же насчет так называемой души и так называемой правды жизни?

Словом, все хорошо. Ты прав: рассказ нужен жизни, его читают бесхитростные простые люди, умеющие и любить, и ненавидеть, и карать, и миловать во имя той самой заброшенной Смирновым штучки, которая именуется жизнью человеческой на земле-матушке. Поэтому разреши поздравить тебя и твою думающую душу с умным, сердечным рассказом. Он будет жить: кровь его чистая, звонкая, глюкозой не разбавленная!

Было бы хорошо, чтобы ты до конца поверил сам в это.

Крепко обнимаю и целую тебя.

17. IX. 59 г.Твой К. Воробьев»

ТЕЛЕГРАММА

Статья Смирнова гнусное подсиживание смысл твоего рассказа война кончилась а предатели все еще корчатся на ее огне честные люди тебя защитят не унывай Шундик

Журналы определяют развитие литературы. Это они демонстрируют лучшие образцы новых произведений. Они замечают наиболее значительное, и на этом скрещивают критические отделы журналов свои мнения и оценки. Это журналы воспитывают литературный вкус у читателя и формируют его сознание и мировоззрение. И отсюда роль и место главного редактора «в общем строю». Чтобы быть на должном уровне, ни в коем случае нельзя быть «всеядным», то есть таким, который в погоне за модным автором готов печатать все, что угодно этому автору, не считаясь с теми нравственными требованиями, которые возложены на главного редактора.