Время алых снегов

Ощущение свободы и раскованности пришло так внезапно, что Виктор целый вечер лишь глуповато улыбался и желал одного: слушать, слушать и слушать Наташу. О Наташе Виктору особенно хотелось написать. И чтобы она когда-нибудь непременно прочла. Однако он так и не позвонил в роту, не попросил принести ему чистую тетрадь...

На третий день его охватило беспокойство. Белые стены, белые простыни на койках, белые тумбочки и табуретки казались ненавистными. Тишина становилась раздражающей. Тянуло к железу, к работе, к товарищам. За десять минут в их кругу он отдал бы все три дня покоя. С утра Виктор ждал своих, но они не приходили. Знал: в полку начался парковый день. У танкистов работы по горло, и все-таки обижался.

Включил радиодинамик — хоть музыку послушать-— и сразу же насторожился, услышав голос секретаря комсомольского комитета полка. Тот рассказывал об отличившихся во время паркового дня, и Виктор жадно ловил слова, надеясь услышать о своих. Даже расстроился, что никого из роты не назвали... Потом рассеянно слушал музыку, пока ведущий не объявил: «А сейчас начинаем передачу из серии «Твой боевой коллектив». Она называется «Рота возвращается с песней». Слово — члену комсомольского бюро батальона лейтенанту Ивану Карелину».

Виктор сел на койке...

«Свой рассказ я начну с маленького эпизода, который произошел три дня назад, во время ночного вождения...»

Виктор слушал и видел то, о чем говорил лейтенант.

Он видел слабо белеющие в темноте поля, припорошенные первым снегом, смутные очертания танков, редкие огоньки сигарет возле танкодромной вышки. Экипаж в полном составе стоял перед лобовой броней танка. Следя за убегающими габаритными огнями первой машины, Виктор думал тогда: хорошо, что крепко подморозило, скорость будет выше. Вождение по ориентирам — значит, дороги самим выбирать. Правда, грязь смерзлась в комья, трясти будет изрядно, и обледенелые препятствия на маршруте добра не сулят, но скорость все окупит.

— Грунт жесткий, — нарушил молчание Головкин, — так ты, Виктор, на препятствиях подачу топлива ровнее держи. И наводчика предупреждай, а то забудется, проглядит какой-нибудь ров и заедет пушкой в землю.

— Хорошо,— кивнул Беляков.

Рубахин промолчал. Холодные отношения между наводчиком и командиром танка сохранялись, поэтому, оказываясь вместе, танкисты бывали не слишком разговорчивыми. -

Подошел командир взвода, спросил о настроении, пошутил:

— Все нынешнее вождение из трех «не» состоит: не заблудиться, не потерять скорость, не пропустить целей. Поделите на четверых — меньше чем по одному на брата.

— А мы, товарищ лейтенант, из трех «не» одну пятерку сделаем, — беззаботно отозвался Ильченко. Виктор почувствовал, как стоящий рядом Рубахин сделал сердитое движение — видно, толкнул заряжающего в бок: не заносись!.. Впереди вспыхнул и замигал сигнальный фонарь: «Внимание! По местам!»

Экипаж бросился к люкам машины. Виктор привычно вскочил на лобовую броню, ухватился за орудийный ствол, резко бросил тело вперед и уже занес было ногу над раскрытым люком водителя, когда одетая в рукавицу ладонь соскользнула с гладкого металла ствола. Подковка сапога скрежетнула по крутому наклону лобовой брони, и, теряя равновесие, Виктор инстинктивно выбросил вперед руку, но она угодила в открытый люк. Оберегая лицо, он успел извернуться в падении и ударился сразу коленом и локтем. Колено угодило в ребристый край стального люка, удар показался несильным, и поэтому жгучая боль напугала.. Чтобы не вскрикнуть, Беляков громко выругался.

— Что там еще? — сердито спросил Головкин из боевого отделения.

— Д-да ничего... так, слегка поскользнулся...

Осторожно разместившись на сиденье и захлопнув люк, Виктор тронул горящее колено. Вспышка боли медленно растекалась по ноге, однако чашечка, кажется, цела. Опустил ступню на педаль, попробовал выжать главный фрикцион — получилось. Сильно саднило локоть, но боль в локте казалась пустяком в сравнении с горящим коленом... Надо предупредить командира.

— Товарищ младший сержант...

Он умолк, не договорив. Досада, злая и горькая, накатила на него: «Опять экипажу не повезло. Опять мы — калеки...»

— Слушаю, Беляков, — раздался в наушниках встревоженный голос командира танка.

— Да я... связь проверял.

— Заводи!

Гул двигателя, знакомая, живая дрожь брони словно отдалили боль. Привычным движением руки установил минимальные обороты, скользнул взглядом по шкалам контрольных приборов. Они светились ровно и спокойно. «Что ж, поглядим: повезло нам или нет!»

— Вперед!