Возвращение в Пустов

В клетке у деревянного, с претензией на лубочный стиль домика копошилось мохнатое существо, облепленное опилками. Никакого внимания на зрителя оно не обращало, целеустремленно выискивая что-то у себя под лапками. Шумеру свинка или свин — как правильно? — напомнила человечество. Тоже ни хрена не надо.

— Извини.

Шумер обогнул девочку. Настроение у него испортилось. И даже не Людочка тут была виновата. Наложилось.

Ведро под умывальником было полно мутной воды, в самом умывальнике, как и следовало догадаться, вода кончилась. Шумер, кривясь, потрогал стерженек-язычок пальцем. Нет, конечно, он мог сделать так, чтобы в пустой емкости вдруг нашлось еще на две пригоршни умыться, но подумал, что и так, и так придется идти к колонке.

— Воды нет, — выглянула из-за печи Галина.

— Я понял. Я схожу.

— Ой, будьте добры. А я вам блинчиков пока напеку.

— Нас трое, — вздохнул Шумер.

— Так я больше напеку, — сказала Галина. — Мне это не сложно, я теста много растворила, а дети плохо едят.

— Спасибо.

Шумер подхватил помойное ведро и, прошагав в туалет, вылил мутную, пенистую воду в дыру. Внизу с шумом плеснуло. Вытерев руки клочком газеты, он вернулся на кухню, сунул жестянку с оседающей на дно грязью на прежнее место.

— Галина, питьевое ведро там у вас?

— Сейчас.

Что-то звякнуло, стукнуло.

— Вы еще Виталика моего возьмите, — перегнулась через печной угол Галина, — покажите ему, откуда брать, если что.

— Хорошо.

Шумер перехватил поданное ведро за ручку.

— Виталик! — крикнула женщина. — Виталик, сходи с Сергеем на колонку.

— Зачем? — спросил из глубины квартиры Виталик.

— Чтобы знать, где вода!

— У меня с двенадцати — смена.

— Еще восьми нет, зараза!

В большой комнате лязгнул пружинами диван. Виталик раздраженно прошлепал в кухню. Он был в спортивных штанах и в серой майке с выцветшим, застиранным рисунком.

— Галя, ты это… — Виталий обиженно выпятил нижнюю губу. — Ты при родственнике все-таки. Я что, не человек?

— Так я любя, — ответила Галина.

— Все равно.

— А я тебе — смотри что, — Галина выловила лопаткой желтый, обжигающе-горячий блин со сковороды и приподняла его в воздух. — Ну-ка, попробуй.

Виталий потянулся губами.

Шумер благоразумно сошел с траектории встречи Виталия и блина. Почти цирковое представление. Блин свисает, золотятся капли масла, повиснув на кромке, и снизу к нему, распахнутый, всплывает рот.

Ам!

Виталий задышал, заиграл лицом, перекатывая ухваченный кусок блина от щеки к щеке.

— Горячо!

— Так головой думай! — Галина отнесла остатки блина в сторону. — Больше не дам.

— Да я так…

— Иди!

Виталий вытер рот тыльной стороной ладони. Кожа на руке его залоснилась.

Шумер одел ботинки. Виталий остался в шлепанцах. Они спустились и вышли из подъезда под усыпанное облаками небо.

— Нам сюда, — Шумер направился по мосткам к ограде.

— Холодновато, — сказал Виталий, грузно семеня следом.

— Не лето.

— Ты это, на Галину ругань особо внимания не обращай. Мы дружно живем. Это она так, от радости.

— Я понял.

Они перешли насыпь, вклинились между дровяников. Окна близких домов были темны. Мигал в высоте красный фонарь на невидимой вышке. Несколько собак, оглядываясь, пробежали мимо обвалившегося сарая, не сближаясь, параллельным с водоносами курсом. Виталий нагнал Шумера и пошел с ним вровень.

— Ночью-то что было? — неуверенно спросил он.

— Ничего.

— А мне приснилось, будто мы всей семьей в дверях стоим, а ты, значит, на кухне. И пошевелиться нельзя. Как зомби.

— Такое бывает, — сказал Шумер, — на новом месте что только не привидится. Волнения, запахи, защитная реакция организма.

— Но, слушай, этот твой знакомый…

— Он съедет.

— А то, знаешь, на кухне — это не то. Мы ходим, а он спит. Я с ночи в трусах, на сушняке, Галина в ночнушке, неудобно как-то.

— Его некуда было, прости. Форс-мажор. Свалился, как снег на голову. Если уж что, то в комнатке разместимся.

Красный сарай с бледно-голубым, подбитым фанерой ларьком-прилипалой повернулся горбатой дощатой изнанкой. Шумер протопал по помосту к пульту, поставил ведро под трубу, выровнял. Включил.

Загудело. Вода хлынула в ведро, едва его не опрокинув.

— Ага, — сказал Виталий. — Это все?

— Да. Бери и неси, — сказал Шумер, отключая напор.

Он подал ведро.

— А ты?

— А я вон, — Шумер кивнул на медленно ковыляющую к помосту старушку с двумя бидончиками — желтым, литра на три, и белым, поменьше, — помогу, пожалуй, бабушке.

— Ну, дело хорошее.

Перед тем, как завернуть за угол, Виталий потоптался с ведром, словно собираясь что-то спросить или уточнить, но так и не решился.

Небо светлело и розовело одновременно. Шумеру захотелось вдруг лечь, как в детстве, на землю или на эти мокрые доски под ногами и смотреть вверх, вызывая в себе ощущение, будто какая-то неведомая сила вот-вот поднимет его в воздух. Нет, даже поднимает, приближает к себе, но так неторопливо, что каждый раз не хватает терпения, дыхания, храбрости, и возможный полет срывается в самом начале. Сейчас он, конечно, может спокойно перелететь и на десять, и на двадцать, и на сотню километров, но того тревожно-восторженного чувства ему уже не испытать.