Возвращение в Пустов

Она потянулась к Шумеру и замерла, когда за Вовой — бум, бум, бум — тяжело заторопился Виталик, которого с раннего утра, понятно, разбирала сухость во рту. Не в туалет, к холодильнику, где на средней полке стояла бутылочка отложенного с вечера пива. Просто замечательно, что он не уговорил ее вчера за компанию! Или уговорил? Но нет же, вот она! Сейчас — чпок! — пробочку…

— Не успели.

Шумер отвалился вбок, едва не брякнувшись на пол из-за связавших ноги штанов. В трусах еще дыбилось, но пах он торопливо прикрыл одеялом, и вдобавок подтянул подушку. Для верности. Воздвиг пуховый замок.

— Чего они вообще? — зашептала Людочка.

— Утро, — сказал Шумер.

— Ну и что? Я иногда до двенадцати сплю. А они как неугомонные, заходили. Может, ну их совсем? Это же твоя комната, можем делать, что хотим.

Людочка полезла рукой под одеяло, имея явные намерения добраться до Шумера. Собственная нагота ее совсем не смущала.

— Слушай, давай позже, — перекрыл путь руке Шумер.

Секунду или две Людочка глядела на него, определяя, в шутку он это сказал или настроен все-таки серьезно.

— А я… ради тебя… — выдохнула она и потянула к себе блузку с Микки-маусом, но тут же отшвырнула ее прочь. — Не смотри.

— Я не смотрю, — сказал Шумер.

— У тебя есть чистая футболка или рубашка?

— Дедовы, в комоде.

— Ничего у тебя нет!

Мрачная, как туча, Людочка вскочила и по очереди принялась выдвигать ящики комода, начиная с нижнего. Вид, открывшийся на Людочку сзади, заставил Шумера еще сильнее прижать подушку к низу живота.

— Было бы лучше, если бы мы все сделали наспех? — спросил он.

— Не знаю.

На Шумера полетели тряпки, носовые платки, кальсоны с протертой на коленке дырой, наволочка и кусок рыжей клеенки.

— Ага.

Людочка вытянула югославскую рубашку-поло, подарок деду от отца. Не особенно дед ее любил, считал причудой с коротким рукавом. А отец, кажется, втайне обижался, что не угодил, хотя никогда не показывал вида. Расстегнув пуговицы на вороте, Людочка втиснулась в поло. Низ рубашки слегка прикрыл бедра.

— А ничего, — сказала она, оглаживая ткань на животе.

— Шик, — сказал Шумер.

— Я на тебя зла, Сережа, — отвернула голову Людочка, потом требовательно выставила руку: — Трусики подай.

— Сейчас.

Шумер разрыл белье.

— И юбку.

За юбкой пришлось нырять к полу.

— По-хорошему, — сказала Людочка, одеваясь, — после такого люди расстаются, Сережа. Если ты не в курсе, это очень неприятно, когда тебя отвергают.

Людочка застегнула молнию на юбке.

— Я не отвергаю, — возразил Шумер.

— Именно отвергаешь, — сказала Людочка. — Ты, конечно, человек необычный, Сережа, но у всех есть свои желания. Я, например, не знаю, чего ты хочешь, но согласна тебя поддерживать, даже быть твоим этим… апострофом…

— Апостолом.

— Да, им. Я знаю, что тебе это нужно.

— Что?

Девушка встала перед Шумером, и ему пришлось отклониться и поднять голову.

— Ни один необычный человек не может быть без поддержки, — сказала Людочка так, словно разговаривала с маленьким ребенком. — Потому что они все ужасно неприспособленные. Немножко того.

— И я?

— Более чем, — кивнула Людочка. — Но я тебя поэтому и не брошу. Хоть ты меня гони и по-всякому обзывай. Только, Сережа, нам жить здесь нельзя. — Она присела перед ним, обняв за колени. — Ну посмотри сам, как здесь жить?

— Просто, — улыбнулся Шумер.

— Ага, — округлила глаза Людочка, — в туалете из дыры, знаешь, как холодом тянет? Будто кто-то холодными пальцами за задницу щупает. Водопровода нет, ванны нет…

— Батарей нет, — подсказал Шумер.

— Да! Ты, Сережа, конечно, непритязательный, можешь, наверное, и на снегу, как йог. Может, тебе вообще безразлично, что у тебя над головой творится, дождь, солнце, ты о другом думаешь, о каких-то больших вещах… — Людочка надвинулась. — Но другие люди, которые с тобой, им же тяжело. Они не привыкли. Вот взять меня…

— Хорошо.

— У меня чулок нет, все, порвались, — принялась загибать тонкие пальчики девушка, — кроме пальто и блузки одежды тоже нет. И денег нет. Вот скажи, Сережа, тебе приятно будет, когда твои ап… апостолы будут как разбойники с большой дороги?

— Нет, — вздохнул Шумер.

— Но я еще потерплю, я пойму, если ты скажешь, что надо потерпеть. Я терпеливая. Но другие за тобой не пойдут.

— Я не собираюсь никого никуда вести.

— Это тебе так кажется, — сказала Людочка. — Ты же у меня необычный, поэтому я и с тобой. И другие прилепятся.

— Погоди, сядь.

Шумер усадил Людочку рядом.

Квартира уже окончательно ожила. Виталик включил телевизор и теперь настраивал его, ругаясь на раздраконенный штекер антенны. Галина возилась у печки. Петр изображал спящего, но не спал. Петру было холодно. У детей в комнате верещал и бегал по клетке голодный Хрюня.

— Ты бы хотела измениться? — спросил Шумер.

— Это как, Сережа?

Людочка взяла его руку в свои ладони и стала играть с пальцами.

— Стать другой.

— Перекраситься? Тебе брюнетки нравятся? У меня же знаешь, естественный цвет как раз темный. И скинуть я могу килограмма два. Только грудь наращивать не буду. И губы тоже, Сереж, не хочу, как у соски какой.

— Я совсем не про это.

— А про что?

— Скажи, тебе нравится так жить?

— Как, Сережа? Я же с тобой.