Возвращение короля

И тогда Мерри услышал необычайный для того часа звук. Казалось, Дернхельм смеялся, и его ясный голос был подобен звону стали: — Но я не муж! Перед тобою женщина! Я Эовин, дочь Эомунда! Ты стоишь между мной и моим королем и родичем! Убирайся, если не бессмертен! Ибо живой ты или нежить, рожденная тьмой, я убью тебя, если ты притронешься к нему!

Крылатое существо испустило грозный вопль, но Дух Кольца не ответил и погрузился в молчание, словно во власти внезапных сомнений. Крайнее изумление на миг победило страх Мерри. Хоббит открыл глаза, и тьма отступила. В нескольких шагах от него сидела огромная тварь, и все вокруг нее казалось темным, а над нею призраком отчаяния высился Глава Назгулов. Чуть левее, лицом к ним, стояла та, кого хоббит звал Дернхельмом. Шлем, хранитель ее тайны, упал с головы девушки, и на плечах Эовин, освободясь от его оков, бледным золотом сверкали блестящие волосы. Серые, как море, глаза смотрели решительно и безжалостно, но на щеках блестели слезы. В руке Эовин держала меч и прикрывалась щитом от страшного взгляда врага.

То была Эовин – и одновременно Дернхельм. Ибо в сознании Мерри промелькнуло воспоминание о лице, которое он видел, уезжая из Дунхарроу, – лицо того, кто лишился надежды и ждет смерти. Жалость и великое удивление затопили его сердце, и в нем вдруг проснулась медленно разгорающаяся храбрость его племени. Мерри сжал кулаки. Она не должна умереть, такая прекрасная, такая отчаянная! Не должна умереть одна, без помощи!

Лицо врага было обращено не к нему, но Мерри по-прежнему не смел шелохнуться, боясь, как бы на него не упал взгляд ужасных глаз. Медленно-медленно хоббит начал отползать в сторону, но Черный Воевода, терзаемый сомнением и сосредоточивший всю свою злобу на стоящей перед ним женщине, обратил на него не больше внимания, чем на земляного червя.

Вдруг огромный зверь взмахнул исполинскими крыльями, подняв зловонный ветер. Он взмыл в воздух и с криком упал на Эовин, пронзительно крича и угрожая клювом и когтями.

И вновь она не отступила, девушка из Рохана, дочь королей, стройная и хрупкая, но прочная, как стальной клинок, прекрасная, но ужасная. Она нанесла сильный быстрый удар, искусный и смертоносный, разрубила вытянутую шею, и отсеченная голова упала, точно камень. Эовин отскочила: огромное существо, раскинув крылья, рухнуло и разбилось, и, едва оно коснулось земли, тень исчезла. На Эовин хлынул свет, и волосы ее заблестели в лучах утренней зари.

Высокий и грозный поднялся с мертвого зверя Черный Воевода и грозно навис над девушкой. С криком ненависти, жалившим слух, точно укус ядовитой змеи, ударил он булавой. Щит Эовин разлетелся вдребезги, рука была перебита. Девушка упала на колени. Воевода навис над ней, как туча, глаза его сверкали. Он поднял булаву, чтобы добить.

Но неожиданно сам пошатнулся, испустив крик боли, и булава, пролетев мимо Эовин, вонзилась в землю. Это Мерри, подобравшись сзади, полоснул Черного Воеводу мечом, пробил черный плащ и перерезал под кольчугой поджилки могучего колена.

— Эовин! Эовин! — закричал Мерри. И тогда, шатаясь, она встала, напрягая последние силы, и занесла меч, и, когда широкие черные плечи наклонились, ударила между венцом и плащом. Полетели искры, меч раздробился на множество осколков. Венец со звоном откатился в сторону. Эовин упала на поверженного врага. Но что это? Плащ и кольчуга были пусты! Они лежали на земле изорванные и разбитые, ни на что не похожие, воздух же сотряс вопль, который, затихая, перешел в тонкий вой, и ветер унес его – бестелесный крик, замерший, заглохший, которого никогда более никто не слышал.

И стоял хоббит Мериадок среди тел, моргая, как сова при свете дня, ибо слезы ослепили его: точно сквозь туман смотрел он на прекрасную Эовин (а та лежала неподвижно) и в лицо королю, павшему в разгар своей славы: Снежногривый в предсмертной муке придавил его. Лошадь стала причиной гибели своего хозяина.

Тогда Мерри наклонился и поднес руку короля к губам, желая поцеловать. Но вдруг Теоден открыл ясные глаза и заговорил с усилием, но спокойно:

— Прощайте, мастер Холбитла! — сказал он Мерри. — Моя телесная оболочка разрушена. Я ухожу к предкам. Но и рядом с этими богатырями мне нечего будет стыдиться. Я сразил черного аспида. Угрюмое утро, радостный день и золотой закат!

Мерри не мог говорить: он снова заплакал. — Простите меня, повелитель, — вымолвил он наконец, — я нарушил ваш приказ, но не могу больше ничем послужить вам, лишь оплакать расставание.