— Спасибо, голубчик, — растрогался Бильбо. — Ты снял камень у меня с души! — И он тотчас снова уснул.
На следующий день Гэндальф и хоббиты попрощались с Бильбо в его комнате – на улице было холодно. Попрощались они и с Эльрондом, и с другими жителями Ривенделла.
Фродо уже стоял на пороге. Эльронд пожелал ему счастливого пути, и благословил, и сказал:
— Я думаю, Фродо, что, может быть, вам и не понадобится возвращаться, разве только вы вернетесь очень быстро. В это же время года, когда листья позолотятся, прежде чем облететь, ищите Бильбо в лесах Шира. Я буду с ним.
Никто не слышал этих слов, но Фродо их запомнил.
Глава VII
Дорога домой
Наконец хоббиты отправились домой. Им очень хотелось снова увидеть Шир, но поначалу они ехали медленно – Фродо прихворнул. Когда подъехали к Бруиненскому броду, он остановился и, казалось, не хотел въезжать в воду. Все заметили, что глаза его не видят ни их, ни окружающего. Весь тот день Фродо молчал. Было шестое октября.
— Тебе больно, Фродо? — негромко спросил Гэндальф, подъехав к нему.
— Да, — ответил Фродо. — Плечо. Рука болит, и память о Тьме тяготит меня. Это было ровно год назад.
— Увы! Существуют раны, которые невозможно полностью излечить, — сказал Гэндальф.
— Боюсь, это мой случай, — согласился Фродо. — Настоящего возвращения не будет. Хоть я, может, и вернусь в Шир, это будет не то: я сам уже не тот. На мне следы ножа, жала, зубов и тяжелой Ноши. Где мне найти покой?
Гэндальф не ответил.
К исходу следующего дня боль и беспокойство унялись, и Фродо снова повеселел – так, словно позабыл мрачные мысли вчерашнего дня. С тех пор ничто уже не омрачало путешествия, и дни бежали быстро; друзья ехали не торопясь и часто устраивали привалы в прекрасных лесах, где листья на осеннем солнце отсвечивали красным и желтым. Наконец путники прибыли на Ветрень. День клонился к вечеру, и на дороге лежала темная тень холма. Тогда Фродо взмолился, чтобы товарищи поторопились, и даже не взглянул на холм, но проехал через его тень, склонив голову и плотно завернувшись в плащ. Той ночью погода переменилась, подул западный ветер, пахнущий дождем, и желтые листья закружили в воздухе, как птицы. К тому времени, как путники приехали в Четвуд, кроны деревьев почти обнажились, а холм Бри скрывала плотная завеса дождя.
Так и вышло, что дождливым ветреным вечером на исходе октября пятеро путешественников, одолев карабкавшуюся на холм дорогу, подъехали к южным воротам Бри. Ворота были крепко заперты. Дождь заливал лица, по темному небу торопливо бежали низкие облака, и путники приуныли: они ожидали более радушного приема.
Они долго кричали; наконец вышел привратник, и они увидели у него в руках большую дубину. Привратник посмотрел на них со страхом и подозрением, но, увидев, что это Гэндальф, а с ним хоббиты, хоть и странно одетые, немного успокоился и поздоровался.
— Входите! — сказал он, открывая ворота. — Даже ради новостей мы не станем стоять на ветру и дожде – вечер-то просто разбойный! Но старый Ячмений наверняка радушно встретит вас в «Пони», и там вы услышите все, что можно услышать.
— И там же вы потом услышите все, что скажем мы, и еще больше, — засмеялся Гэндальф. — Как Гарри?
Привратник нахмурился. — Нету Гарри, — сказал он. — Но лучше расспросите Ячмения. Доброго вам вечера!
— Доброго вечера и вам! — Путники проехали в ворота и тут заметили, что за оградой у дороги появилось длинное низкое строение. Оттуда вышли несколько мужчин и уставились на приезжих. Подъехав к дому Билла Пыррея, путники увидели, что живая изгородь там сломана и неухожена, а все окна заколочены.
— Уж не убил ли ты его своим яблоком, а, Сэм? — спросил Пиппин.
— На это я не надеюсь, мастер Пиппин, — ответил Сэм. — Но мне хотелось бы знать, что стало с тем бедным пони. Я много раз вспоминал его, и как выли волки, и вообще все.
Наконец они подъехали к «Резвящемуся пони». На первый взгляд гостиница ничуть не изменилась: за красными шторами в низких окнах горел свет. Они позвонили. Вышел Ноб и, приоткрыв дверь, посмотрел в щелку. Увидев озаренных светом фонаря хоббитов, он удивленно вскрикнул.
— Мастер Осот! Хозяин! — закричал он. — Они вернулись!
— Ах, вернулись? Ну, я их проучу, — послышался голос Осота, а следом стремительно появился и он сам с дубиной в руке. Но, увидев, кто перед ним, остановился, и свирепое выражение его лица сменилось удивленным и радостным.