Возвращение короля

Впрочем, если хотите знать, маяки, по-моему, зажгли из-за вчерашних новостей из Лебеннина. К устью Андуина движется большой флот корсаров из далекого южного Умбара. Могущество Гондора давно уже перестало внушать им страх, они заключили союз с Врагом и готовы в помощь ему нанести тяжкий удар. Этот удар отвлечет силы Лебеннина и Бельфаласа, чей народ и храбр и многочислен. Тем более наша мысль устремляется на север, к Рохану, тем более мы радуемся привезенной вами новости о победе.

И все же, — Берегонд замолчал, поднялся и оглядел север, восток и юг, — события в Исенгарде должны были бы предупредить нас о том, что мы пойманы в большую сеть. Это уже не перебранка у бродов, не набеги из Итилиена или Анориена, не засады и грабежи. Это большая, тщательно и давно обдуманная война, и мы – лишь один ее плацдарм, что бы ни говорила наша гордость. Сообщают, будто пришел в движение далекий Восток за Внутренним морем, и север за Мерквудом, и Харад на юге. Теперь все государства подвергнутся испытанию – выстоят они или же падут перед Тенью.

Однако, мастер Перегрин, нам выпала особая честь – на нас всегда ложилась главная тяжесть ненависти Повелителя Тьмы, ибо эта ненависть идет из глубины времен, из-за пучины Моря. По нас придется самый страшный удар молота. Потому-то к нам столь спешно прибыл Митрандир. Ибо если мы падем, кто выстоит? Как по-вашему, мастер Перегрин, есть хоть какая-то надежда, что мы выстоим?

Пиппин не отвечал. Он оглядел могучие стены, башни и яркие стяги, солнце в высоком небе, посмотрел на тьму, собиравшуюся на востоке, – и вспомнил о длинных щупальцах этой Тьмы: об орках в лесах и горах, об исенгардском предательстве, о птицах со злыми глазами и о Черных Всадниках, пробравшихся даже на дороги Шира... а еще о Крылатом Ужасе, о назгуле. Хоббит вздрогнул, надежда угасла. В тот же миг солнечный свет на мгновение померк, словно черное крыло затмило солнце. И хоббиту почудился высоко в небе едва слышный крик, слабый, но леденящий сердце, жестокий и холодный. Пиппин побледнел и укрылся за стеной.

— Что это было? — спросил Берегонд. — Вы тоже что-то почувствовали?

— Да, — пробормотал Пиппин. — Это знамение нашей гибели, тень судьбы, крылатый Свирепый Всадник.

— Да, тень судьбы, — повторил Берегонд. — Боюсь, что Минас-Тирит падет. Надвигается ночь. И кровь моя, кажется, остыла...

Некоторое время они сидели молча, понурясь. Потом Пиппин вдруг поднял голову и увидел, что по-прежнему сияет солнце и знамена развеваются по ветру. Он встряхнулся.

— Было и сплыло, — сказал он. — Нет, сердце мое еще не повергнуто в отчаяние. Гэндальф пал, но вернулся, он с нами. Мы выстоим, хоть бы и на одной ноге, а то и на обрубках.

— Хорошо сказано! — воскликнул Берегонд, вставая и начиная прохаживаться вперед и назад. — Ну нет, пусть всему на свете отпущен свой срок – Гондор в этот раз не сотрут с лица земли. Безрассудному врагу придется нагромоздить перед нашими стенами горы трупов, прежде чем он их одолеет. А есть и другие крепости, и тайные ходы в горах. Надежду и память сберегут где-нибудь в укромной долине, где зеленеет трава.

— И все равно мне хотелось бы, чтобы все уже закончилось, добром или худом, — вздохнул Пиппин. — Воин из меня аховый, и даже мысль о битве мне неприятна. Но хуже всего ждать близкого боя и знать, что спастись нельзя. Как тянется этот день! Мне было бы легче, если бы не нужно было стоять и ждать, не имея возможности ударить первым.

— Ах, вы задели рану, что тревожит многих, — сказал Берегонд. — Хотя дело может принять иной оборот, когда вернется Фарамир. Он отважен – отважнее, чем считают многие: в наши дни люди не склонны верить, что военачальник может быть ученым мужем, знатоком свитков и сказаний, и в то же время несгибаемым смельчаком, способным в бою принимать быстрые решения. Но таков Фарамир. Не столь безрассудный и горячий, как Боромир, но не менее решительный. Хотя чем он поможет? Мы не можем напасть на горы... того королевства. Руки у нас коротки, и мы не можем ударить, пока враг не приблизится. Но уж тогда наш удар должен быть страшен! — Берегонд хлопнул по рукояти меча.

Пиппин посмотрел на него: высокий, гордый и благородный, как все, кого он успел повидать в этой земле. При мысли о битве глаза Берегонда заблестели. «Увы, моя рука легка, как перышко, — подумал хоббит, но ничего не сказал. — Пешка, сказал Гэндальф? Возможно. Но не на той шахматной доске».

Так они беседовали, пока солнце не поднялось в зенит. Неожиданно прозвенели полуденные колокола, и цитадель ожила: все, кроме часовых, шли обедать.

— Вы со мной? — спросил Берегонд. — На сегодня вы можете присоединиться к моей команде. Не знаю, в какой отряд вас определят... повелитель может оставить вас при себе. Но вас везде встретят с радостью. А вам, пока еще есть время, лучше завязать как можно больше знакомств.