Возвращение из ада

Медленно тянулись дни. За тюремной стеной завывала пурга. Морозы с каждым днем усиливались. От холода можно было околеть. Начальство, правда, жалело нас и не выводило на прогулку, опасаясь не столько за наше здоровье, как за благополучие конвоиров. Неустанно лезла в голову одна мысль: если тут такие колючие морозы с ветром, когда зима только вступает в свои права, то что же будет там, возле Воркуты? Не погибнем ли мы в пути? Почти все мы одеты налегке, большинство люди с юга, не привыкшие к морозам.

Всезнающий профессор рассказывал, что еще задолго до революции экспедиция ученых посетила эти безлюдные края и, вернувшись в Петербург, с восторгом доложила царю, что здесь обнаружены большие запасы каменного угля и нефти, теперь, мол, необходимо срочно отправить туда людей добывать из земных недр эти богатства, дабы обогатить империю. Царь выслушал их и возмутился:

— Да вы при здравом уме или рехнулись, господа! Как же можно в тот проклятый Богом край земли селить людей? Там ведь вечная мерзлота, земля как гранит…

И написал:

«Для жития людей и скота места сии непригодны. Подохнут. Даже каторжан запрещаю селить туда…»

Не может быть, чтобы мудрый вождь и учитель Иосиф Виссарионович и его верный соратник Берия не знали об этом царском указе, тем не менее они решили поселять туда «врагов народа». Пусть добывают уголь и дохнут. Скорее освободимся от них…

Кто-то цыкнул на профессора: что, жизнь надоела? Разве можно прилюдно говорить об этом?

В морозное утро, когда метель крутила и жуткий ветер, сбивая людей с ног, неистово бушевал, нас выгнали в тюремный двор, пересчитали, как скот, и погнали по снежным сугробам к отдаленной железнодорожной станции, где стоял занесенный снегом длиннющий эшелон с ветхими теплушками.

Они не были похожи на те теплушки, в которых мы несколько лет назад отправлялись на фронт — с нарами и железными печками. В этих вагонах еще недавно возили скот. Их даже не успели почистить. Кое-где были сорваны некоторые доски, продырявлены крыши. Полы занесены снегом, стенки залеплены изморозью. Нигде ни печурки, ни «буржуйки».

Нас загнали в эти вагоны, заперли на замок. Благо, узников оказалось столько, что нельзя было ни сесть, ни прилечь. Люди согревались дыханием, прижавшись друг к другу.

Путь наш лежал в сторону Воркуты, в тот самый благословенный край, о котором нам поведал всезнающий профессор.

Поезд все отдалялся от старинной тюрьмы, медленно пробивался сквозь снежную пургу. Надо было напрячь все силы, чтобы как-то продержаться, не замерзнуть. Простудиться и заболеть здесь — это верная смерть. Но многие мечтали о ней. Скорее бы кончилась такая жизнь!

Мучили холод, голод, жажда, страх перед грядущим. А впереди — белая пустыня.

Несколько суток наш эшелон двигался черепашьим шагом по бесконечной тундре.

Поезд все чаще и чаще останавливался, не в силах пробиться сквозь белое безмолвие, не в силах преодолеть снежные заносы.

…Всю ночь поезд проторчал в каком-то тупике, а на рассвете поступил приказ — очистить вагоны, построиться.

Мы вывалились из мрачных теплушек. Вокруг раскинулась снежная пустыня. Нигде ни живой души. Никто не понимал, почему нас тут высадили и что собираются здесь с нами делать? Тревога охватила зеков. Откуда взялось столько автоматчиков, сторожевых собак?

Вокруг поднялся шум узников. Какой-то начальник объявил, что никто не собирается нас тут солить. Дальше поезд не может двигаться, и нам придется поднатужиться, топать пешком, размяться…

Разделенных на несколько колонн, нас погнали по снежной целине, по бездорожью.

Проклиная судьбу и все на свете, мы тянулись по пустынной тундре. Ветер пронизывал насквозь. Со всех сторон доносились крики, ругань конвоиров, рычание собак.

— Держись прямо! Не отставать! — слышались команды.

— Всем помнить: шаг влево, шаг вправо считаем побегом. Стреляем без предупреждения!

Напрягая последние силы, мы брели по снежной целине, проваливаясь в сугробы.

Мы долго шли, не представляя себе, когда кончится скорбный путь. Люди падали, и мы старались кое-как поддерживать их, не оставлять же на погибель в тундре. Конвоиры ругались последними словами, угрожали, подталкивали отстающих прикладами.

— Чего, контра, отстаете? Шире шаг! Не на прогулку пришли сюда!

Они были одеты в овчинах, кожухах и теплых шапках, в черных валенках и рукавицах, а каково было нам — полураздетым, замерзшим, в пальтишках, шляпах, в чем попало, дрожащим от стужи!

— Быстрее, мужички, шире шаг, быстрее согреетесь! — шутили конвоиры, подталкивая узников.

Где-то вдали, в снежной пустыне, замерцали электрические огоньки. Они то появлялись, то исчезали. Кто-то сказал, что это уже какая-то надежда. Видать, туда нас гонят. Там — лагеря, бараки, тепло.

Появилась какая-то надежда на спасение. Однако эти огоньки все больше отдалялись от нас. Напрягая последние силы, мы шагали, стараясь не отставать от колонны. Да попробуй-ка отстать, тут же услышишь рычание псов, увидишь их страшные клыки, дула автоматов.