Я не знал, как следует реагировать на последнюю фразу Дорана, а ему было нечего добавить к уже сказанному, и между двоюродными братьями повисла неловкая пауза. К счастью, в этот момент мы покинули пределы дворца, и кузен переключился на роль экскурсовода.
— Сада здесь раньше не было, — сказал он. — Оберон считал, что пространство вокруг его жилища должно хорошо простреливаться, а деревья могут послужить вражеским лазутчикам слишком удобным укрытием, поэтому запрещал тут что-либо сажать. Думаю, ему не слишком нравилось, что дворец в те годы был сделан из дерева. Оберон предпочёл бы жить в какой-нибудь крепости. Каждую ночь он поднимал бы подвесной мост, а в ров запустил бы пираний или крокодилов. Задним числом я понимаю, что он был прав. Хотя бы отчасти. Каменные замки не горят.
Я подумал, что ко времени пожара Доран достиг достаточно зрелого возраста и тоже имел возможность приложить руку к смерти моего отца. Сейчас он заявляет что корона ему не нужна, но его слова нельзя принимать на веру. Мигель предупреждал, что тут никому нельзя полностью доверять.
— Мне нравился Оберон, — продолжал болтать словоохотливый принц. Я плохо ориентировался на местности, но всё же догадался, что мы идём, хоть и другой дорогой, к полянке, на которой были обнаружены следы крови. — Казалось, его абсолютно не заботят вопросы управления страной, и он просто живёт в своё удовольствие. Но что бы о нём ни говорили, он был далеко не дурак.
— А кем он, по-твоему, был? Бойцом?
— Ему нравилось подраться, но любой король может позволить себе хоть какую-то слабость. Лучше уж драться с посторонними парнями, чем пытать своих подданных или сжигать их на кострах. И у него был свой стиль. Знаешь, что поражало меня больше всего? Он редко участвовал в комедии, называемой королевским судом, но если уж Оберон выносил кому-то смертный приговор, то всегда сам приводил его в исполнение. Я спросил, почему бы не поручить сию довольно неприятную работу палачу, а он ответил, что каждый, кто приговаривает кого-то к смерти, должен иметь силы, дабы подтвердить свой вердикт действием. Если ты не готов убить этого парня своими руками, говорил он, значит, этот парень не сделал ничего, заслуживающего смерти.
— Что было бы с правосудием, если бы все судьи следовали его примеру?
— Не знаю, — пожал плечами Доран. — Но зато большинство судей пребывали бы в куда лучшей физической форме, чем сейчас.
— Оберон рубил головы Повелителем Молний? — уточнил я.
— Ага, — подтвердил Доран. — Меч — более полезный символ власти, нежели корона, скипетр или ещё какая-нибудь фигня, потому что его можно использовать и по прямому назначению. Магию Повелителя Молний нельзя обернуть против эльфов, но клинок рубит эльфийские головы с той же легкостью, как и любые другие. Ты хоть раз испробовал в бою его режущую кромку?
— Нет, — сказал я. — Я пользовался Повелителем Молний, как источником мощной магии, но не как клинком.
— Наверное, хорошо быть чародеем, — горестно вздохнул Доран. — А у меня нет никаких способностей к магическим искусствам. Твой учитель Исидрион поставил мне сей неутешительный диагноз, когда я пришел к нему лет пятьдесят назад. Кстати, Озрик тоже начисто лишен таланта к чародейству, хотя дедушка Девлин был нехилым магом. Наверное, его способности передались только старшему сыну. А может быть, все дело в наших бабушках. Я ещё до конца не разобрался в этом вопросе.
— А ты хочешь разобраться во всем?
— Есть у меня такая привычка, — сказал Доран. — Обожаю докапываться до истины.
— Может быть, ты расскажешь мне, кто убил Оберона? — поинтересовался я. — Или ты никогда не интересовался его смертью?
— Интересовался. Было время, этим вопросом тут все интересовались. Сотни доморощенных сыщиков пытались разгадать тайну его смерти или хотя бы обнаружить Повелителя Молний.
— Про Повелителя Молний ты можешь мне не рассказывать. Что по поводу смерти Оберона?
— Дело мутное, — признался Доран. — В нем содержится много неясностей и подробностей, уточнить которые решительно невозможно. Огонь стер все следы. Если плясать от мотива, то место главного подозреваемого отводится моему отцу.
— Но он этого не делал? — уточнил я.
— Не делал.
— Почему?