– Она вышла, самоустранилась, ее монологи самоуничтожились и потеряли блеск смысла.
– А не Грегор ли это Франца Кафки, выползший из книги?
– Это великое любование неизвестно по какому поводу посетившее нас на нашу долю.
– Если кто-то там есть, то он слишком терпелив для того, чтобы там есть.
– Он слишком там для этого, чтобы быть среди нас.
– (удар с легкой долей остервенения) Да, она не на шутку задумчива, и ее узенькие глазки поблескивают вялотекущей немотой.
– (удар, исполненный юмора) Она лежит тут как перст и немотствует лукаво.
– (удар летней сандалетой) Она немотствует, как сабиянка, потому что ей нечем и неоткуда говорить...
...
Таким образом, под видом перформанса была поставлена когда-то написанная мною пьеса (когда я еще был абстрактным писателем). Перед Балтийским домом, где в самом деле шли экспериментальные спектакли, наша акция действительно выглядела продвинутым театральным ситуационизмом – если б был на нее анонс. Но анонса не было (как не было на нее критики) – и Такая Штуковина теперь неотличима от небытия.
– Что это обозначает? – спрашивали стоящие в очереди на удар зрители. – Как нам себя понимать?
А эта загадочная подушка для уха слона, между прочим, была нам подарена Ольгой Абрамович, когда еще Митин журнал выходил на ксероксе с розовым нелепым корешком, прошитым самой Ольгой.
ххххххххх
"Семеро слепых" мы также поставили, причем именно всемером – в тотально распыленном, интерактивном варианте она продолжает играться до сих пор. Но которых из нас и теперь можно увидеть идущими друг за другом, взявшимися за плечи, говорящими обессмысливающие одна другую фразы, по Невскому – туда, через час – обратно. Мы так же падали с моста, жарили ворон, находили арбузы в крапиве, находили себя в крапиве, на железнодорожных рельсах, просыпающихся лицами в ту сторону, в которую треба держать путь. Наслаждение абсурдизмом было настолько полным, всеразъедающим, всеразрушающим, что если бы не иные, уже постмодернистские наслаждения, то б мы кончили тем, что снесли б на почту (французским сиротам и структуралистам) наши расчлененные тела.
ххххххххх
Мало кто знает про нашу акцию "Песни в морге".
Морг находился в Мариинской больнице, в двух шагах от Борея. Это было в начале августа, когда наплыв покойников небольшой, т.к. люди предпочитают сначала насладиться грибами, ягодами и солнцем, а потом уже собственно покоем, – так что было всего два чела (как говорит Хвостов) т.е. тела, которые поторопились отжить, передозировали означенные наслаждения. Собственно, это были не песни: мы читали только что вышедшую книжку Скидана – "с чаинками во рту".
"И была та евреечка, что брала и давала в."
Чтобы не заразиться, мы читали в марлевых повязках – Голынко-Вольфсон, я и Кучерявкин. "Танец мертвой ноги" Кучерявкина и серебряное завывание Голынко как-то особенно выгодно подчеркивало потусторонность происходящего, Никто, правда, не дрогнул – но зато теперь современная питерская поэзия должна быть известна и в той (в той еще) Стране.
ххххххххх
Еля говорила: корни перформанса в архаических, следовательно, мистических, ритуальных обрядах (она это как-то по-особенному чувствовала), он имеет силу заговора, привораживания, толкования, зомбирования, ускорения, преображения. Например, после перформанса с молоком она родила Семена. После чтений в морге Вася Кондратьев сорвался с крыши (провалился через крышу), хоть он там и не читал. Секацкий описывает Большой Танец Могов в "Моги и могуществе" – в котором после особой духовной (т.е. особо сокрушительной раскачки), устанавливается последняя констатация: "И – пиздец."
ххххххххх
"Течет, течет не уставая Лета, Не ведая преград и остановок, Несет нас по небыстрому теченью. Я нынче ночью постарею на год: Еще одна зима меня минует. А сколько зим и весен я уж встретил… За эти годы многое постиг я: В искусствах толк познал и искушённый я весело творил. В обнимку с Музой Я обмывал шампанским строки песен И слава лаврами чело мне увенчала И пальму первенства мне поднесла смиренно И на руках толпа меня носила. Теперь прошли те золотые годы Мой взор угас и сердце бьется слабо И больше вдохновения истома Душой пресытившейся не владеет. Давно забыл я что такое радость Создания священного трехстишья Забыл как прерывается дыханье От вдруг удачно выпавшего слова Иль рифмы подобравшейся искусно. О я бы многое отдал, чтоб с прежней силой Забил таланта высохший источник! – "Новые тупые и их друзья представили настоящий любительский театр в колонном зале Борея.
Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев
Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное