– Надеюсь, – продолжал Мельмотт, – мой юный друг, сэр Феликс, не сомневается ни в моем благоразумии, ни в моих способностях.
– О, разумеется, ничуть, – ответил баронет, польщенный, что к нему обращаются таким любезным тоном. Он пришел сюда со своими целями и готов был поддержать председателя в чем угодно.
– Милорды и джентльмены, – сказал Мельмотт, – я счастлив слышать такие выражения вашего доверия. Если я в чем и разбираюсь, так это в коммерции. Я могу сообщить вам, что мы процветаем. Я не знаю примеров, когда коммерческая компания добивалась большего процветания за меньший срок. Полагаю, наш друг мистер Монтегю мог бы понимать это лучше других.
– Что вы хотите этим сказать, мистер Мельмотт? – спросил Пол.
– Что я хочу этим сказать? Безусловно, ничего для вас обидного, сэр. Вашей фирме в Сан-Франциско, сэр, очень хорошо известно, как идут дела компании по эту сторону океана. Вы, несомненно, состоите в переписке с мистером Фискером. Спросите его. У вас есть полный доступ к телеграфу, сэр. Однако, милорды и джентльмены, я должен сообщить вам, что в делах такого рода крайне важна конфиденциальность. В интересах акционеров, от имени которых мы действуем, я полагаю целесообразным на короткий срок отложить общее заявление и льщу себя надеждой, что большинство директоров меня поддержит. – Мистер Мельмотт говорил не очень гладко, но, поскольку помещение было ему привычно, произносил слова так, что слушатели могли их разобрать. – А теперь я предлагаю распустить собрание до следующей недели.
– Поддерживаю, – сказал лорд Альфред, не отнимая руку от груди.
– Предполагалось, что мы услышим заявление, – снова вмешался Монтегю.
– Вы услышали заявление, – ответил мистер Когенлуп.
– Я ставлю вопрос на голосование, – сказал председатель.
– Я выдвину поправку, – объявил Пол, решивший, что не позволит совсем заткнуть себе рот.
– Ее никто не поддержит, – сказал мистер Когенлуп.
– Откуда вы знаете, если я ее еще не выдвинул? – спросил мятежник. – Я попрошу лорда Ниддердейла меня поддержать, и, уверен, он не откажется, когда услышит, в чем она состоит.
– Господи, почему я? Нет, не просите меня. Я не могу сказать, надо или не надо обнародовать все дела компании.
– Вы все порушите, если так сделаете, – сказал Когенлуп.
– Может, все и следует порушить, но я ничего подобного не говорю. Я говорю вот что. Если мы заседаем тут как директора и в таковом качестве отвечаем перед акционерами, мы должны знать, что происходит. Где акции находятся на самом деле. Я не знаю даже, какие бумаги выпущены.
– А должны бы знать, притом столько вы продавали и покупали, – заметил Мельмотт.
Пол Монтегю густо покраснел.
– По крайней мере, я начал с того, что вложил в дело очень крупную для меня сумму.
– Мне ничего об этом не известно, – сказал Мельмотт. – Если у вас есть какие-то акции, их выпустили в Сан-Франциско, не здесь.
– Я не взял ничего, за что бы не заплатил, – продолжал Монтегю. – Более того, я до сих пор не получил того числа акций, которое причитается мне на мой капитал. Однако я намеревался говорить не о собственных интересах.
– А впечатление такое, что о них, – заметил Когенлуп.
– Это настолько не так, что меня не останавливает даже возможный риск потерять все, что у меня есть. Либо я узнаю, что происходит с акциями, либо объявлю публично, что мне, одному из директоров компании, ничего об этом не известно. Полагаю, я не смогу освободить себя от дальнейшей ответственности, но по крайней мере могу впредь поступать, как велит долг, – и такого курса намерен держаться.
– Джентльмену лучше уйти в отставку с директорского поста, – сказал Мельмотт. – Никто не станет ему препятствовать.
– Боюсь, препятствием будут мои обязательства перед Фискером и Монтегю в Калифорнии.
– Ничуть, – ответил председатель. – Вам нужно лишь опубликовать сообщение о своей отставке в «Лондонском вестнике», и дело сделано. Джентльмены, я намеревался, с вашего согласия, расширить состав совета. Когда я назову вам имя джентльмена, многим из вас знакомого, которого все в Англии уважают как человека делового, кристально честного, состоятельного, занимающего заслуженно высокое положение во всех британских кругах, а именно мистера Лонгстаффа из Кавершема…
– Младшего Долли или старшего? – спросил лорд Ниддердейл.
– Я имею в виду мистера Адольфуса Лонгстаффа-старшего из Кавершема. Я уверен, вы рады будете приветствовать его в своих рядах. Я намеревался за счет его увеличить число членов совета, но если мистер Монтегю намерен нас покинуть – и никто больше меня не будет об этом сожалеть, – моим приятным долгом будет пригласить на освободившееся место Адольфуса Лонгстаффа-старшего, эсквайра, из Кавершема. Если же мистер Монтегю передумает и решит остаться с нами – а я искренне надеюсь, что именно так и будет, – я вынесу на голосование вопрос о том, чтобы расширить совет и пригласить мистера Лонгстаффа на место дополнительного директора.
Эту последнюю речь мистер Мельмотт произнес очень торопливо и тут же покинул председательское кресло, словно показывая, что сегодняшнее заседание закрыто бесповоротно.