Вот так мы теперь живем

Но кто будут эти двести? Обычно джентльмен, дающий обед, сам выбирает гостей, но в таких великих делах все несравненно сложнее. Китайский император не мог сесть за стол без членов королевской фамилии, а члены королевской фамилии должны были знать, с кем окажутся за одним столом, и выбрать по крайней мере часть сотрапезников. У министра тоже был свой список кандидатов на обед, состоявший, впрочем, только из членов кабинета с женами. К чести премьер-министра, он не попросил даже одного билета для кого-нибудь из личных друзей. Но и оппозиция желала получить свою долю мест. Поскольку Мельмотт баллотировался от консерваторов, ему посоветовали настоять на присутствии консервативного теневого кабинета с консервативными женами – он перед партией в долгу, и партия желает получить по счету. Главная же трудность возникла с лондонским торговым сословием. Обед дает представитель лондонского купечества, а значит, император должен увидеть за столом его собратьев. Без сомнения, император увидит их всех в ратуше, но то будет полупубличный прием, оплаченный из муниципальных средств, а это – частный обед. Лорд-мэр был решительно против. Что делать? Провели заседания, назначили комитет, выбрали гостей от купечества числом пятнадцать, с пятнадцатью женами. Лорд-мэра по случаю приема императора произвели в баронеты. Двадцать билетов получил император для себя и свиты. Королевская семья – еще двадцать, каждый билет на семейную пару. Действующий кабинет получил четырнадцать билетов, теневой – только одиннадцать (тоже каждый на мужа и жену). Пригласили пять иностранных посланников с посланницами. Пятнадцать билетов на два лица достались представителям купечества. Десять пэров (с пэрессами) выбирал в это время особый комитет. Должны были присутствовать три мудреца, два поэта, три независимых члена палаты общин, два живописца из королевской академии, недавно вернувшийся на родину исследователь Африки и романист, однако всем этим джентльменам билеты прислали лишь на одно лицо. Три билета оставили для тех, кто совершенно изведет комитет своей назойливостью, и десять – для устроителя банкета, его родных и друзей. В таких делах нельзя все сделать гладко, но очень многое в конечном счете сглаживается терпением, старанием, деньгами и знакомствами.

Впрочем, обедом дело не ограничивалось. Предстояло раздать еще восемьсот билетов на вечерний прием мадам Мельмотт, и за них дрались еще отчаяннее, чем за приглашения на обед. Обеденные места распределялись так по-государственному чинно, что схватка за них была почти не видна. Королевская семья устроила свои дела очень тихо. Существующий кабинет существовал, и хотя двух-трех его членов не принимали ни в один неполитический лондонский клуб, они имели право на место за столом мистера Мельмотта. О разочарованных консервативных кандидатах общественность ничего не узнала – эти джентльмены не полощут белье на публике. Послы, разумеется, молчали, хотя можно не сомневаться, что представитель Соединенных Штатов попал в заветную пятерку. Воротилы из Сити, как уже говорилось, поначалу вообще не хотели идти, так что не получившие билетов скрывали свое недовольство. От пэров жалоб никто не слышал, а сетования пэресс утонули в шуме схватки за билеты на вечерний прием. Разумеется, пригласили поэта-лауреата, и второго поэта, разумеется, тоже. Лишь два члена Академии художеств писали в тот год членов королевской семьи, так что и тут оснований для зависти не было. В палате общин о ту пору имелось три и только три особо дерзких и несносных независимых депутата, так что выбрать их не составило труда. Мудрецов избрали за возраст. Среди газетных издателей наблюдалось определенное недовольство. Что позовут мистера Альфа и мистера Брона, никто не сомневался. Их за это ненавидели, но, по крайней мере, все было ожидаемо. Однако за что позвали мистера Букера? Не за то ли, что он хвалил переводы премьер-министра из Катулла? Африканский путешественник заслужил место на банкете тем, что пережил все тяготы и вернулся на родину. Романиста выбрали, но, поскольку королевской семье в последний момент понадобился еще билет, его попросили прийти после обеда. Его гордое сердце, впрочем, оскорбилось, и он присоединился к хору литературных собратьев, осудивших все празднество.

Мы опередим события, если углубимся сейчас в распри, бушевавшие накануне банкета, однако, вероятно, стоит упомянуть, что к тому времени желание заполучить билет превратилось в жгучую страсть – причем страсть, которой в большинстве случаев предстояло остаться неутоленной. Так высока была цена привилегии, что мадам Мельмотт чувствовала себя даже чересчур щедрой, сообщая своей гостье, мисс Лонгстафф, что той, увы, не хватит места за банкетным столом, но в возмещение она получит билет на вечер для себя и еще один для джентльмена с супругой. Джорджиана сперва возмутилась, затем приняла уступку. Как она распорядилась своими билетами, будет рассказано позже.