Я испугался, потому что был не готов. Мечта исполнилась так неожиданно и внезапно, что в первый миг мне захотелось сбежать. Как можно было предстать перед его родителями в таком виде: в нечищеных ботинках, с сомнительной свежести воротником?! Как можно было показаться его матери, которую я видел однажды, издалека, темную тень на фоне розовых магнолий; ее кожа была не белой, как у моей мамы, а смуглой, оливковой. Глаза с миндалевидным разрезом. В правой руке – белый зонтик от солнца, который она крутила, как огненное колесо. Но теперь у меня не было выбора. Стараясь унять дрожь, я пошел следом за Конрадином. Все произошло именно так, как происходило и раньше – и в моих мечтах, и наяву: он негромко постучал в дверь; послушная его приказу, она бесшумно открылась, впуская нас в дом.
В первый миг мне показалось, что мы очутились в полной темноте. Но постепенно глаза привыкли к полумраку, и я разглядел большую прихожую с охотничьими трофеями на стенах: огромные оленьи рога, голова зубра, кремово-белые бивни слона, чья оправленная в серебро нога служила корзиной для зонтов. Я повесил пальто на вешалку, положил сумку на стул. В прихожую вышел слуга и поклонился Конрадину.
– Der Kaffee ist serviert, Herr Graf[45], – сказал он.
Конрадин кивнул и повел меня к темной дубовой лестнице. Мы миновали второй этаж, я мельком увидел закрытые двери, обшитые дубовыми панелями стены, картину с изображением медвежьей охоты, еще одну – с битвой оленей, портрет последнего короля и пейзаж с замком, похожим одновременно на Гогенцоллерн и Нойшванштайн. Мы поднялись еще выше, на третий этаж, и прошли по коридору, где тоже висели картины: «Мартин Лютер перед Карлом V», «Вход крестоносцев в Иерусалим», «Барбаросса спит под горой Кифхойзер» с бородой, проросшей сквозь мраморный стол. Одна из дверей была открыта; проходя мимо, я невольно заглянул в комнату и увидел женскую спальню с изящным туалетным столиком, на котором стояли флаконы духов и были разбросаны черепаховые гребни, отделанные серебром. Стояли там и фотографии в серебряных рамках, в основном – фотопортреты военных, один из которых выглядел в точности как Адольф Гитлер, что меня напугало и потрясло. Но у меня не было времени приглядеться получше, и я сразу подумал, что наверняка обознался, потому что с чего бы вдруг в доме у Хоэнфельсов стояла фотография Гитлера?
Наконец Конрадин распахнул дверь, и мы вошли в его комнату, очень похожую на мою собственную, только гораздо просторнее. Из окна открывался чудесный вид на ухоженный сад с фонтаном, крошечным дорическим храмом и статуей какой-то богини, заросшей желтым лишайником. Конрадин бросился к застекленному шкафу и с горячностью, выдававшей его нетерпение – сразу было понятно, что он долго ждал этого случая, его глаза горели предвкушением моего восхищения и зависти, – выложил передо мною свои сокровища. Древнегреческие монеты: коринфского пегаса, Минотавра из Кносса, монеты из Лампсака, Агригенты, Сегесты и Селинунта. Но это было еще не все; вслед за монетами появились другие сокровища, ценнее любого из экземпляров моих коллекций. Статуэтка богини из Джелы на Сицилии, крошечная бутылочка с Кипра, цветом и формой напоминающая апельсин с геометрическим орнаментом, фигурка из Танагры – девушка в хитоне и соломенной шляпе, сирийская стеклянная чаша, радужно-переливчатая, как опал, римская ваза цвета бледно-зеленого нефрита и греческая бронзовая статуэтка, изображающая Геракла. Было так трогательно наблюдать радость Конрадина, когда он показывал свою коллекцию и слушал мои восхищенные возгласы.
Время прошло незаметно, два часа пролетели как две минуты, и, когда я уходил, я даже не вспомнил о его родителях и не подумал о том, что их, наверное, нет дома.
Глава 14
Через пару недель он опять пригласил меня в гости. Все прошло замечательно, как и прежде: мы разговаривали, рассматривали, сравнивали, восторгались. Его родителей, видимо, снова не было дома, но я подумал, что это даже и к лучшему: я и вправду боялся с ними встречаться. Но когда то же самое повторилось в четвертый раз, я начал подозревать, что это не совпадение. Кажется, он приглашал меня в гости только тогда, когда его родителей нет дома. Это было немного обидно, но я не решился спросить его прямо.
Однажды мне вспомнилась та фотография – фотография мужчины, очень похожего на Гитлера, – но мне сразу же стало стыдно, что я мог даже на миг заподозрить, что у родителей моего друга может быть что-то общее с таким человеком.
Глава 15
Но настал день, когда не осталось места для сомнений.
Мама взяла мне билет на «Фиделио» с дирижером Фуртвенглером. Я сидел в партере одного из красивейших оперных театров Европы, ждал, когда поднимется занавес. Оркестр уже настраивался, зрители в элегантных нарядах занимали места, и даже сам президент республики почтил нас своим присутствием.