Ворон

Вторая группа представлена научно-критической литературой. Она довольно скудна. В 1911 г. Н. Нович (Н.Н. Бахтин) в примечаниях к книге “Эдгар По в лучших русских переводах” дает перечень и образцы девяти русских переводов “Ворона”; некоторые из них снабжены краткими пояснениями.193 В 1976 г. появляется специальная работа Е.К. Нестеровой «Русские переводы стихотворения Э.А. По “Ворон”».194 В статье дан беглый обзор 13 переводов; некоторым переводам уделено всего по нескольку строк. Оценки Нестеровой переводов Кондратьева и Пальмина совпадают с оценкой Новича почти слово в слово: следовало дать отсылку — тем более что оценки Новича этих переводов отнюдь не бесспорны; к тому же им допущена грубая фактическая ошибка, повторенная Нестеровой.195 Далеко не со всеми оценками самой Нестеровой можно согласиться, но об этом будет сказано по ходу анализа. Характеристики Нестеровой переводов “Ворона” перекочевали почти без изменений (но с исправлением ошибки) в ее послесловие к сборнику стихотворений По 1988 г.196 Можно упомянуть еще обзорную статью Дж.Д. Гроссман, посвященную ранним переводам,197 а также “опыт сравнения” пяти переводов “Ворона” (автор — Наум Басовский), который можно отнести к жанру “субъективных заметок”.198 Таким образом, полнокровной работы, посвященной анализу ряда важнейших аспектов каждого отдельно взятого текста перевода стихотворения “Ворон” на русский язык, не было. Настоящее исследование представляет собой попытку ликвидировать эту лакуну.

Тексты переводов: принцип отбора для анализа

В поле рассмотрения исследователя оказались все известные ему, опубликованные до 2000 г. включительно,199 тексты полных переводов “Ворона” на русский язык, включая редакции и варианты (см. “Библиографический указатель”). Неопубликованные переводы, а также подстрочные переводы не рассматривались. Вопрос о соотношении черновых вариантов и опубликованного текста не ставился. (Здесь особый интерес представляет многолетняя работа над текстом В.Я. Брюсова, которая породила изрядную путаницу в исследовательских кругах. Подробнее об этом будет сказано в разделе, посвященном Брюсову.)

Порядок рассмотрения текстов в пределах каждого из четырех периодов — хронологический — по дате создания (если она зафиксирована) или дате публикации перевода. Исключения сделаны лишь для вариантов, примыкающих к основному тексту (но не для редакций).

Тексты переводов цитируются по прижизненным публикациям, кроме специально оговоренных случаев. Цитация фрагментов текста сопровождается ссылкой на соответствующий стих (строку). Ссылка дается арабскими цифрами. Римскими цифрами обозначается порядковый номер строфы.

В 1915 г. Валерий Брюсов, всеми признанный метр русского символизма, заявил: «…Русская литература нуждается в точном переводе “Ворона”».200 Так был ли точный перевод, которому удалось приблизиться к оригиналу?

2. РАННИЕ ПЕРЕВОДЫ (1878-1887)

Анализ текстов

Андреевский 1878

Сведения об авторе перевода. Сергей Аркадьевич Андреевский (1847-1918) — поэт, критик, юрист, автор первого перевода “Ворона” на русский язык.

Объем строфы и текста перевода. 12 строф состоят из 14 и 6 строф — из 12 стихов. Общий объем составляет 240 стихов (12х 14 + 6х 12).

Размер. 4-ст. ямб.

Звуковой строй. Рифма и рефрены. В 14-строчной строфе, как правило, семь, в 12-строчной — шесть рифм (в единичных случаях соответственно шесть и пять). Схема рифмовки 14-строчной строфы — aabbccddeeffgg. Сквозные рифмы на -его/-го (6 строф) и -да (12 строф). Все рифмы — мужские. Внутренние рифмы отсутствуют.

Шесть строф оканчиваются рефреном “и больше ничего”; одиннадцать строф — рефреном “Больше никогда”.

Перевод 13-го стиха: “А шорох шелковых завес…”

Трактовка сюжета. Символы. Уже с первых строк перевода на нас смотрит персонаж, совершенно непохожий на подлинного героя “Ворона”:

Когда в угрюмый час ночной,
Однажды, бледный и больной
Над грудой книг работал я…

Такое начало выводит образ героя и за пределы традиционного романтического ряда: мотивы болезни и одновременно завидного трудолюбия придают ему скорее пародийную окраску. Однако в 1878 г. это еще не ощущалось ни самим переводчиком, ни его читателями.

8-й стих переводчик перевел методом “от противного”: тень заменил светом, пол — потолком: “В камине уголь догорал / И, потухая, обливал / Багряным светом потолок…” (17-19).

Если шелест занавесей наполнял американского героя неизведанным ранее чувством особого ужаса (“fantastic terrors”), то у его русского коллеги наблюдались поначалу прямо противоположные реакции: “А шорох шелковых завес / Меня ласкал — и в мир чудес / Я, будто сонный, улетал, / И страх, мне чуждый, проникал / В мою встревоженную грудь” (29-33). Знаменательная оговорка — страх для него явление “чуждое”.