Ворон

Романтика, что свой напев
Ведет в тени, на ветку сев
У озера, сложив крыла
Во дреме сладкой, мне была
Как попугай цветной, родня,
Что к азбуке своей меня
И говорения урокам
Приучивал день изо дня,
Покуда я в лесу глубоком
Лежал, дитя с недетским оком.

Но годы дикие пришли, —
Куда там петь! – они несли
Грозу туда, где с диким треском
Свет молний невозможным блеском
Слепил на миг безмолвный лес,
Объятый чернотой небес,
Той чернотой, чей свет и гром —
На крыльях молний серебром.

Я пил вино во время оно,
Читал стихи Анакреона[138]
И понял, что Анакреон
Бывает страстью упоен.
В алхимии набивший руку,
Мой мозг творил из счастья муку,
Любовь из мысли, из вина —
Безумной страсти пламена.
Бездумно, как любовь мою,
Признал я меланхолию.
Я прочь спокойствие прогнал
И более не признавал
Любви иной, чем только та,
В которой Смерть и Красота
Дух смесят, где меж мной и ней
Лишь Время, Рок и Гименей[139].

Но Время-Кондор потрясало
Громами в горней вышине,
Так громыхало в тишине,
Такие молнии бросало,
Что не до безделушек мне.
Но если тихой птицы пух
На время ощутит мой дух,
Когда стихи и лира купно,
Запретные, опять со мной,
То сердцу было бы преступно
Не дрогнуть вместе со струной.

Теперь же голова легка —
Ушли и слава, и тоска,
И посерела чернота,
И страсть давно уже не та.

Была жестокой страсть моя,
Но ныне сна желаю я.
Душа всю жажду утолила,
И вот похмелье наступило, —
Желаю жизнь допить до дна,
И день, и ночь в объятьях сна.

А сны таких, как я, высоки!
И пусть назначены им сроки,
Теперь одно владеет мной —
Своею музыкой простой
Поспорить с Времени дудой,
Чтоб, если бес какой-нибудь
Пересечет со мною путь
И сны мои прочтет, потом
Одобрил этот скромный том.

Fairy Land [140]