Вопрос и ответ

Он был такой озабоченный, такой готовый драться за меня, что у меня сердце екнуло. По дороге сюда он во всю мочь транслировал, что взял меня в плен, что я заключенная… Другие солдаты читали это так, будто он собирался отвести меня в укромный уголок и там изнасиловать – и одобрительно посвистывали ему вслед. Мы спрятались неподалеку от собора, видели, как уехал Дэйви Прентисс (думая всякие вещи, которые я больше никогда не хочу видеть… думая, что им с Тоддом теперь причитается праздник).

Ну, мы и притворились этим… праздником.

Что ж, сработало.

Довольно противно, как легко оно сработало, если по-честному.

Ли переступил с ноги на ногу.

– Позовешь, если понадоблюсь.

– Позову.

Он помедлил еще секунду и вышел за дверь. Оставив ее открытой, чтобы не терять меня из виду.

Глаза Тодда были закрыты. Внутри гудело Я есмь круг и круг есть я… – очень по-мэрски это звучало, должна сказать.

– Мы не убивали спаклов, – сказала я.

– Мы? – Он открыл глаза.

– Я не знаю, кто сделал это, но точно не мы.

– Вы запустили бомбу убить их в тот же день, когда взорвали башню. – Он почти плевался этими словами. – А потом вернулись в день атаки на тюрьму и доделали начатое.

– Бомбу? – удивилась я. – Какую бомбу?..

И тут я вспомнила.

Первый взрыв, из-за которого солдаты убежали от коммуникационной башни.

Нет.

Нет, она бы не стала…

Даже она бы не стала… Ты за кого нас вообще принимаешь?

Но она никогда не отвечала прямо на вопрос. Только не на тот, который ей задали.

Нет, нет, это не может быть правдой… к тому же…

– Кто тебе это сказал? – резко спросила я. – Дэйви Прентисс?

– Што? – моргнул он.

– То, – сурово отбрила я. – Твой новый лучший друг. Человек, который почти застрелил меня, Тодд, и с которым ты каждое утро ездишь теперь на работу и ржешь по дороге.

Он сжал кулаки.

– Так ты шпионила за мной? Три месяца я тебя не видел, три месяца ничего о тебе слыхом не слыхивал, и все это время ты шпионила? Ты этим занимаешься в свободное время? Когда не взрываешь людей заживо?

– Да! – крикнула я, равняясь с ним по громкости. – Три месяца я тебя защищала от людей, которые были бы только счастливы объявить тебя врагом, Тодд. Три месяца гадала, какого черта ты надрываешься на мэра и откуда он узнал про океан на следующий же день после нашего последнего разговора. – Он поморщился, но я выбросила вперед руку и задрала рукав. – Три месяца не могла понять, как ты можешь делать с женщинами вот это!

Он мгновенно спал с лица. Даже вскрикнул, словно это в него впилась боль. Зажал себе рот рукой, чтобы заглушить вопль, но весь его Шум вдруг смыло чернотой. Он как в трансе протянул вторую руку к браслету, пальцы зависли над ним… над полоской металла, с которой я не расстанусь уже никогда – только если лишусь руки. Кожа была еще красная, и номер 1391 дергал меня болью, несмотря на усилия трех мистрис.

– О нет, – прошептал он. – О нет.

Отворилась боковая дверь, и наружу высунулся человек, который нас впустил.

– У вас там все в порядке, лейтенант?

– Лейтенант? – переспросила я.

– Да. – Он слегка задохнулся. – Да. Все хорошо.

Человек подождал секунду, потом все-таки убрался.

– Лейтенант? – повторила я еще раз, уже тише.

Тодд весь осел, уперся руками в колени, вперил взгляд в пол.

– Это же не я? – очень тихо спросил он. – Я же не… – Он показал на браслет, не глядя на него. – Я не мог этого сделать, не узнав тебя, правда?

– Нет. – Я читала его Шум, видела вещи в нем… его онемение, его ужас, весь этот ужас, засевший глубоко внизу, который он изо всех сил старался не видеть, не слышать, игнорировать. – Это сделал Ответ.

Он вскинул голову; Шум пошел вопросительными знаками.

– Только так я могла безопасно пробраться сюда и найти тебя, – сказала я. – Миновать солдат, которыми битком набит город, можно было только сделав вид, что меня уже заклеймили.

Информация провалилась внутрь, и он снова спал с лица.

– Ох, Виола…

Я тяжело выдохнула.

– Тодд. Пожалуйста, пойдем со мной.

Глаза у него были на мокром месте, но теперь я ясно его видела, наконец-то видела, лицо, и Шум, и все остальное… и руки, которые бессильно упали и повисли.

– Слишком поздно. – Это прозвучало с такой невыразимой печалью, что у меня самой слезы в тот же миг бросились в глаза. – Я мертв, Виола. Я уже умер.

– Нет, не умер, – Я придвинулась ближе. – Это невозможные времена, Тодд. И в них случается невозможное.

Он смотрел в пол, взгляд не цеплялся ни за что конкретно.

Ничего не чувствовать, сказал Шум. Ничего не пускать внутрь.

Я есмь круг и круг есть я.

– Тодд? – Я была достаточно близко, чтобы коснуться его руки. – Тодд, посмотри на меня.

Он поднял глаза, и утрата в Шуме была так безмерна, что мне показалось: я стою на обрыве бездны, я сейчас упаду… упаду в него, в черноту, в пустоту, в одиночество, из которых не выберусь уже никогда.

– Тодд, – у меня перехватило голос, – на уступе под водопадом – ты помнишь, что ты мне тогда сказал? Что ты сказал, чтобы спасти меня?