Вопрос и ответ

И люди ведь исправно сплотились, разве нет? Слушаются комендантского часа, берут свою назначенную сверху пайку воды и продуктов безо всяких возражений, сидят по домам, когда сказали, выключают свет в определенный час и, вообще, живут как-то, справляются, несмотря на крепчающие морозы. Едешь себе через город – гляди-ка, и магазины открыты, и народу в них полным-полно… в очередях стоят, ждут получить положенное.

Стоят, глаза в землю. Ждут. Пережидают.

Ночью мэр Леджер мне говорил: народ все еще ропщет против мэра Прентисса… Но сейчас он еще громче ропщет против Ответа: за взрыв водокачки, за взрыв электростаншии, но больше всего – за резню спаклов.

Меньшее зло, сам понимаешь, говорил мэр Леджер.

Мы с ним так по-прежнему и жили в башне (по причинам, известным, пожалуй што, одному мэру Прентиссу), но теперь у меня был ключ, и я запирал Леджера на замок, когда сам уходил. Ему это, ясное дело, не нравилось, но кто его спрашивал?

Меньшее зло.

Хотя вот чего я никак не могу понять, так это почему выбор всегда должен быть из двух зол?

– Я также хотел бы выразить вам свою благодарность, – продолжал мэр Прентисс, обращаясь к народу, – за постоянную помощь с информацией. Только всеобщая бдительность в конечном итоге сможет привести нас к свету. Пусть сосед ваш знает, что за ним наблюдают. Только так мы с вами будем по-настоящему в безопасности.

– Ну сколько можно! – проворчал Дэйви и ненароком дал шпоры Бурелому-Желудю, который послушно шагнул вперед, но был тут же осажен назад. – Я тут уже, еть, замерз весь.

Ангаррад подо мной перемялась с ноги на ногу. Едем? – спросил ее Шум; дыхание плотным белым облачком повисло в воздухе.

– Почти. – Я потрепал ее по боку.

– С сегодняшнего вечера, – продолжал мэр, – наступление комендантского часа отодвигается на два часа позже, а время посещений для жен и матерей продлевается на тридцать минут.

В толпе мужчин согласно закивали. Из толпы женщин раздалось несколько облегченных рыданий.

Они ему благодарны, подумал я. Благодарны мэру.

Не баран чихнул.

– И, наконец, я счастлив объявить, что подошло к концу строительство здания для нового министерства. Министерства, которое будет стоять на страже безопасности и охранять нас от угрозы Ответа. В этом доме больше ни одна тайна не останется нераскрытой, а всякий, кто стремится подорвать наш образ жизни, будет перевоспитан и переучен – ему помогут понять наши идеалы. Так наше будущее получит надежную защиту от всех желающих украсть его у нас.

Мэр сделал паузу, штобы придать словам побольше веса.

– Сегодня мы открываем Управление Вопроса.

Дэйви перехватил мой взгляд и постучал пальцем по острой серебряной «В», вышитой на плечах нашей новой униформы. «О», которую мэр наверняка выбрал специально, потомуш у нее много всяких… ассошиаший.

Мы с Дэйви, стало быть, теперь Офицеры Вопроса.

Его восторгов по этому поводу я, признаться, не разделял.

Но это в основном потому, што я вообще почти больше ничего не чувствовал.

Я есмь круг и круг есть я.

– Хорошая речь, па, – похвалил Дэйви. – Длинная.

– Она предназначалась не тебе, Дэвид. – Мэр даже на него не взглянул.

Мы втроем ехали по дороге к монастырю.

Хотя монастыря там больше не было.

– Надеюсь, все действительно уже готово? – спросил мэр, не поворачивая головы. – Терпеть не могу, когда из меня делают лжеца.

– Если ты так и будешь все время спрашивать, менее готовым оно от этого не станет, – пробурчал Дэйви.

Мэр медленно повернулся к нему с такой хмурой миной на лице, што я поспешил вмешаться, пока никому тут не врезали Шумом.

– Все готово, насколько это вообще возможно, – ровным голосом сообщил я. – Стены стоят, крыша есть, но внутри…

– Необязательно говорить глупости, Тодд, – перебил он. – «Внутри» воспоследует в свое время. Здание возведено, это сейчас самое важное. Они смогут увидеть его снаружи – и вострепетать.

Это было сказано спиной к нам, так как мэр выехал вперед кортежа, но я прямо чувствовал, как он улыбался на слове «вострепетать».

– Нам дадут в этом поучаствовать? – все еще недовольно вопросил Дэйви. – Или ты из нас снова нянек сделаешь?

Его отец развернул Морпета нам поперек дороги.

– Ты хоть раз слышал, чтобы Тодд столько жаловался?

– Нет, – мрачно ответствовал Дэйви. – Но он же просто… ну, сам знаешь… Тодд.

Мэр надменно выгнул бровь.

– И?

– А я – твой сын.

Морпет пошел на нас, отчего Ангаррад тут же попятилась. Подчинись, сказал жеребец. Веди, ответила кобыла, покорно опуская голову. Я потрепал ее по гриве, причесав малость пальцами, штобы немного успокоить.

– Позволь, скажу тебе кое-что, Дэвид. Тебе будет интересно. – Мэр уставил на сына тяжелый взгляд. – Другие офицеры, солдаты, горожане – они смотрят, как вы едете мимо, бок о бок, в вашей новенькой униформе, облеченные новой властью, и знают, что один из вас – мой сын. – Он уже почти наехал на Дэйви, вытеснив того с дороги. – И знаешь что? Они часто думают не на того. Они думают, что моя плоть и кровь – не ты. А другой.

Он перевел взгляд на меня.