Волнолом

Что это даёт для расследования? В практическом плане — не так уж много. Разве только подтверждается версия, что убийство имеет отношение к высшему свету.

Барон — фигура весьма и весьма известная. Шутка ли — многолетний советник нынешнего монарха. Проблема в том, что советник этот умер года два или три назад, и расспросить его уже не получится.

Остальные же главы рукописи, с которыми Генрих ознакомился после завтрака, ничего интересного не добавили. В них не содержалось ни малейших намёков на связь с чередой смертей.

Опять тупик? Ну и ладно. Ему-то, Генриху, что за дело? Он выполнил всё, что от него зависело, а дальше пусть начальство ломает голову. Пора звонить генералу.

Прикинем только, о чём конкретно докладывать.

Значит, историю с бароном и травницей излагаем, как есть.

А вот что касается «фаворитки»…

Про письмо, полученное вчера от неё, упоминать, пожалуй, всё же не стоит. Иначе возникнет резонный вопрос — с чего это предполагаемая преступница переписывается с Генрихом? И объясняй потом, что сам он — ни сном ни духом. всё равно не поверят, а могут и под замок посадить.

Но и совсем промолчать о «фаворитке» нельзя. Просто нужно правильно сформулировать.

Рассудив так, он снял трубку телефонного аппарата. С генералом соединили сразу. Тот выслушал пересказ отрывка из рукописи, потом пробурчал:

— Отец жертвы — королевский советник? Только этого не хватало.

— Да уж, клубок завязался.

— Будем распутывать. И думать, кто здесь может помочь.

— А сам автор рукописи? Вы собирались его найти.

— Нашли. Расспросили. Он тоже не понимает, почему вдруг профессор Штрангль заинтересовался его работой — именно сейчас, в эти дни. Говорит, что рукопись много лет пылилась на полке, и никто о ней даже не вспоминал. Похоже, искренне расстроен смертью профессора. Уверяет, что всегда уважал его, хоть и был вечным оппонентом.

— А в доме Штрангля улики так и не отыскались?

— Реальных зацепок нет. Правда, появился один интересный штрих, когда немного отфильтровали засветку. Эксперты теперь считают, что отсвет убийцы — скорее женский.

«Ага!» — подумал Генрих, а вслух сказал:

— Женский? Тогда есть одна догадка. То есть не догадка даже, а так — попутное замечание. На столе у профессора лежал фолиант, открытый на странице со старым фото…

— Вы про ту брюнетку, что на балу? Мы на неё обратили внимание, когда сопоставили снимок и последнюю пометку в блокноте. Пытаемся выяснить, что за дама. Пока безуспешно.

— Да, я тоже попробовал. Списался вчера с историками. Никто про неё не знает. Странно, правда?

— Ещё бы. Причём у меня такое чувство, что я её где-то видел, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах. А ведь на память я никогда не жаловался. В общем, даму мы ищем и очень хотели бы побеседовать, — генерал усмехнулся. — Я её даже в подозреваемые готов записать. Хотя бы чисто условно, ввиду отсутствия других вариантов.

Генрих мысленно похлопал в ладоши. Спросил:

— От меня что-нибудь ещё требуется?

— Пока нет. Если что, я с вами свяжусь. Рукопись отдадите нашему сотруднику. Он сейчас в вашем городке по делам, так что заглянет в полдень.

— Как скажете, Теодор. До свидания.

Генрих положил трубку и задумался — что за дела у сотрудника «тройки» в тихом предместье? Хотя да, ведь тут расположен факультет светописи. Собственно, именно по этой причине Генрих здесь поселился, когда ещё занимался преподаванием.

Ладно, до полудня осталось уже недолго, а потом можно выбросить контору из головы. И собираться на встречу с зеленоглазой библиотекаршей.

За ночь небо очистилось. Его лазурную ткань скрепляла золотая запонка солнца. Деревья, обсыпанные инеем, замерли неподвижно, будто позируя, — ветер не решался вздохнуть, чтобы не испортить картину.

Мороз заметно усилился. Генрих опять порадовался, что в своё время приобрёл у заезжих купцов из Зимней Империи полушубок, скроенный по тамошней моде: толстая дублёная кожа на меховой подкладке. Полушубок этот смотрелся, правда, несколько экзотично, зато грел на совесть.

Ехать на этот раз было куда веселее, чем накануне, когда Генриха ожидал генерал. Солнце, разогнавшее мглу, вымело заодно и самые мерзкие из вчерашних воспоминаний. Генрих, сидя в вагоне, лениво смотрел в окно на седые поля и посеребрённые перелески. А выйдя на столичном вокзале, даже не оглянулся на пакгауз, за которым вчера нашли растерзанный труп.

К университету добрался вовремя. Вылез из экипажа, но извозчика не стал отпускать. И почти сразу увидел зеленоглазку, спешившую к нему через сквер.

Подумалось, что Железный век, несмотря на лязг и угольный смрад, всё же имеет свои приятные стороны. Он, например, совершенно неожиданно повлиял на женскую моду.