Волнолом

Оранжерея оказалась длиннейшим стеклянным зданием на окраине города. Генрих никогда прежде тут не бывал. Ольга повела его сквозь садово-огородные дебри. Он шагал за ней, спотыкаясь о шланги и разглядывая помидоры на грядках. Те пунцовели от такого внимания. Было жарко и очень душно.

Они перешли в другое крыло, где росли цветы, и у Генриха голова пошла кругом от приторно-густых запахов. Благоухали розы, нагло давили на обоняние пышные орхидеи, сладко поддакивали левкои. Для полного счастья не хватало только чертополоха.

— Варя! — позвала Ольга.

Девушка, возившаяся у разлапистого куста, который Генрих не смог идентифицировать, обернулась и кивнула гостям. На ней было льняное платье, а волосы она заплела в тяжёлую косу.

— Доброе утро, — сказала Ольга. — Познакомься, это Генрих фон Рау.

— Здравствуйте. — У травницы был забавный звонкий акцент. — Доброе утро, Оля. Будет прощание?

— Прощание? — слегка опешила та.

— Последний раз, — объяснила девушка. — Больше мы не усмотримся.

— Не увидимся? Почему?

— Да, прости. Я ещё плохо этот язык. Не увидимся. Не спрашивай, почему. Я вижу. Чувствую так.

Поняв, что дипломатические прелюдии не понадобятся, Генрих взял быка за рога:

— Я надеялся задать вам пару вопросов. Вы позволите?

— Да. Спросите.

— Насчёт чернильного зрения. Вы ведь им не обладаете?

— Нет. У нас следят, когда девочки маленькие, какой у них есть подарок…

— Дар?

— Какой у них дар. Потом, когда они… — Травница в затруднении посмотрела на Ольгу. — Когда к ним…

— Я объясню ему, Варя. В детстве проверяют на наличие дара. Если он есть, то решают, как дальше быть. Можно открыть чернильное зрение, развивать способности к светописи. А можно дар… ну, как бы перенаправить, обратить его внутрь. Я не специалистка, не знаю правильных терминов. Этот второй способ — он мало кому подходит. С ним у девочки появляются другие способности…

— Знахарство? Ведовство?

— Да, что-то вроде этого. Они чувствуют природу вокруг.

— Цветы, — сказала Варя. — Траву. Деревья. Зверей.

— Людей тоже?

— Да, людей тоже.

Генрих задумался. В Девятиморье знахарок специально не отбирают и не воспитывают. Они, так сказать, созревают сами. Как та девчонка из Дюррфельда, перенявшая умения от матери и от бабки. Деревенская ведьмочка, «чувствующая» людей, отлично подошла для того, чтобы воспринять подсказку из будущего. Стала идеальным инструментом для Сельмы.

— Понимаете, Варя, — продолжил Генрих. — Я хотел бы разобраться получше, как действует ваша сила. Рассчитывал на какую-нибудь простенькую наглядную демонстрацию, если только вас не обидит такая просьба.

Она наморщила лоб, осмысливая последнюю фразу, потом кивнула. Указала на взрыхлённый клочок земли размером в квадратный фут. Бросила туда семечко и сказала:

— Заставлять — плохо. Человека, зверя, цветок. Лучше не уско… не ускоривать, не давить. Понимаешь?

— Да-да, Варя. Продолжайте, пожалуйста.

— Но если надо, очень надо, тогда…

Травница присела на корточки и приложила к почве ладонь. Закрыла глаза и зашептала что-то беззвучно. Со лба скатилась крупная капля пота. Воздух над клумбой заструился и задрожал. Варя убрала руку, и Генрих увидел, как из земли пробивается зелёный росток — тянется вверх, распускает тонкие листья. Когда стебель поднялся дюймов на десять, она сказала:

— Дальше не буду. Трудно.

— Этого хватит, — заверил Генрих. — Огромное вам спасибо.

Подумал — да, инструмент отменный. Если девица в Дюррфельде обладала такой же силой, то могла по наущению Сельмы сделать с бароном, что пожелает. А потом подчистить ему память и отпустить. Ведь если «надо, очень надо», то можно. Требовалось лишь подтолкнуть её. Шепнуть из будущего — не верь, мол, этому хлыщу, он плохой. Или что-нибудь в этом роде…

— Мы пойдём. До свидания, Варя.

— Прощайте.

Генрих потянул Ольгу к выходу.

Глава 18

— Знаешь, — сказала Ольга, — в следующий раз, когда куда-нибудь соберёшься, езжай лучше без меня. А я дома посижу, подожду. Чтобы ничего такого больше не слышать. Почему она со мной попрощалась? Что значит — не увидимся больше? Я к ней заезжаю периодически, цветы выбираю, ну и вообще…

— Не обращай внимания. Может, она просто неверно выразилась. Язык ещё не совсем освоила, ну и вот. Всё образуется.

— Врёшь ведь. И не краснеешь.

Генрих ничего не ответил — просто открыл перед нею дверцу локомобиля. Дождавшись, когда она заберётся внутрь, сказал шофёру, что теперь надо ехать в парк. Дело приближалось к полудню.

Площадка перед парком была пуста — ни единого экипажа. На воротах висел замок. Сельма, очевидно, зашла через другой вход. В том, что она уже на месте и ждёт, Генрих не сомневался.

— Зачем мы здесь? — Ольга озиралась недоуменно.

— Так надо, Оля. Прости.

— Что…

Он не дал ей закончить фразу — начертил руну феху и, глядя в глаза, сказал:

— Сиди в экипаже. Не выходи. Если я не вернусь через полчаса — уезжай домой.

Вылез наружу и приказал шофёру, используя ту же руну:

— Ждать инструкций. Не удивляться.

Несколько раз глубоко вздохнул, унимая сердцебиение. Поднял глаза к небу. Брюхатые тучи громоздились над головой, тужились, пытаясь исторгнуть переношенный снегопад.