Волею богов

Посреди ночи служитель внезапно проснулся от ужасной боли. Будто кто-то невероятно сильный сдавливал затылок, стараясь расколоть череп. Парень инстинктивно сел на циновке и схватился за голову. В ответ на движение в темя словно вогнали кинжал – лицо скривилось и зубы сжались от невыносимой муки. «Неужели всему виной пища варваров? Быть может, меня отравили?» – даже мысли усиливали страдание. Душно, как же душно в проклятой хижине! Голодная Сова попытался встать, но ноги подломились, и молодой мужчина едва успел вытянуть руки и не удариться лицом об пол. Ползти. Медленно переставляя локти и колени, возжигатель копала начал движение вперёд. Один-два, один-два, так, ещё и ещё. Каждый раз новая волна накатывалась на темя и заставляла кровь пульсировать в висках. Молиться? Да, когда такое, даже мысли нужно экономить, не говоря уже о словах. Один-два, один-два, уже лучше. Перевести дух. И снова колено-локоть, колено-локоть, нога-рука. Выход близко – вон как дует из-под занавески. Путь, который любой мог бы преодолеть за пару шагов, показался вечностью. Любое мало-мальское шевеление сопровождалось настоящим мучением. Пот капал со лба, впитывался в волосы, стекал по носу и разъедал глаза. Наконец-то. Несауальтеколотль сел и из последних сил отдёрнул занавеску. Полегчало. Нет, не сразу, но стало лучше. Как заворожённый, юноша глядел в ночное небо, юбку богини Ситлальиникуэ. Вон там, семь ярких звёзд – наш владыка Тескатлипока, а та белая полоса, тянущаяся поперёк до самой линии горизонта – облачный змей Мишкоатль. А вот и Сенцонуицнауа[71] – злобные дети, замышлявшие убить собственную мать. Свежий ночной ветер ударил в лицо священнику. «Спасибо тебе, Йоуалли Ээкатль», – прошептал жертвователь и из уголка глаза по щеке покатилась одна-единственная слезинка.

Боль отступила. Теперь служитель смог встать и ходить. «Нужно перетащить циновку поближе к выходу и полностью открыть дверной проём», – решил парень. Сказано – сделано. Голодная Сова снова опустился на подстилку, укрылся плащом, боязливо закрыл глаза и вскоре уснул. Более его сон не прерывался до самого утра.

Луч солнца попал прямо в глаз и разбудил столичного посланника. Значит, уже день, и жрец опоздал на стройку. Чикуатемок! Он, наверное, давно ждёт. Как же так? Мужчина вскочил и увидел на полу около себя тарелку вчерашних тортилий, миску бобов и кувшин воды. Значит, кто-то уже приходил сюда. Ну почему же не разбудили? В Тламанакальпане не потерпели бы опозданий ни от раба, ни от аристократа. Его тут же бы растолкали и хорошенько отчитали за праздность и несобранность. Неужели тоуэйо так ценят сон? Давясь едой, Несауальтеколотль буквально покидал в себя весь завтрак, наспех оделся, почистил зубы и наконец-то вышел на улицу.

Работа давно кипела. Люди с корзинами, полными тяжёлых булыжников, приходили с гор и сваливали груз в общую кучу. Другие сортировали камни и укладывали их непосредственно на пирамиду. Женщины замешивали раствор. Сын вождя стоял в самом центре шумного действа и отчитывал кого-то из носильщиков. Как только показался возжигатель копала, всё внимание переключилось на него. Кое-кто даже прекратил работу. Снова улыбки, любопытные взгляды и указующие пальцы – житель столицы уже начал привыкать к повадкам варваров из затопленного леса.

– Проснулся наконец, – с улыбкой приветствовал друга Чикуатемок.

– Да, извини, – виновато ответил Голодная Сова, – почему меня никто не разбудил? – Юноша решил сбросить часть вины.

– Вчера у тебя был тяжёлый день, брат, думаю, хороший сон должен пойти тебе на пользу, – отвечал воин.

– Ясно. – Служитель культа сжал губы и опустил глаза.

– Послушай, ничего не случилось. Расслабься уже. Ты не у себя в городе, – решил ободрить товарища наследник текутли. – Лучше покажи нашим ребятам, как ставить плиты облицовки да заполнять промежутки между блоками.

Результаты осмотра здания оказались неутешительными. Традиционную схему профиля пирамиды в виде сменяющих друг друга наклонных и вертикальных поверхностей воспроизвести не удастся. Для этого потребовалось бы разобрать всю конструкцию. Придётся остановиться на самых простых скошенных ступенях, и то положение требовало срочного вмешательства ради спасения замысла. Несауальтеколотль собрал всех каменщиков и попытался объяснить, что от них требуется. Атокатеки хлопали глазами и чесали затылки. И дело не только в языке. Жрец воспринимал наречие тоуэйо, как некую исковерканную версию своего собственного, и потому объяснялся неплохо. Просто никто из варваров никогда ничего не строил из камня. Нетерпеливый сын вождя начал кричать и жестикулировать, пытаясь втолковать соплеменникам идею. Голодная Сова замолчал и передал другу полномочия главного зодчего. Так или иначе толпа разошлась, и люди вновь облепили будущую храмовую платформу. Поначалу ничего не клеилось, но по ходу укладки булыжников процесс наладился. В суматохе дня избранник богов на время забыл о странном ночном приступе боли.