Вляп

Тут он меня к себе спиной развернул. Неудобно. Держаться не за что, и смотреть не на что. То я на него смотрю и сам завожусь. А так… вон стол со складнем моим учебным. Мы тут с Юлькой сегодня русским языком занимались… Одежда разбросанная. Так и не прибрались… О-ох, как он ухватил-то. Больно… Но ничего, у Саввушки бывало куда как… больнее. И, главное — страшнее и непонятнее. А здесь-то… Чего тут не понять-то? Хотя, всё равно — страшновато…

А стоять так неудобно. Надо будет его в следующий раз за стол усаживать. Влезть к нему на колени и потом на стол опираться. А то так — неустойчиво. Всё время качает, дёргает в разные стороны. Когда так сильно двумя лапами железными мнут да так хватают, а силёнок у меня ещё… и синяков будет…

Стоп, а где у него вторая рука? О, да он, никак, кушак развязывать собрался. Ишь как его. «Забрало Фоку и с переду, и сбоку». Ага, кушак одной рукой не развяжешь, потом кафтан расстегнуть, потом на рубахе опояску, потом на штанах, потом подштанники… трудись миленький, старайся. Вот оно — «око видит, а… а зуб не неймёт». Пока ты до своего «зуба» доберёшься… Хи-хи… Бедненький.

Тут из соседней комнаты появилась Юлька. С подсвечником. Дескать, темнеет.

Служанки мои насчёт «мудростей афонских мудрецов» — в курсе. Многократно и вариантно. Даже и не сговариваясь.

За ней сходу сунулся Корней. Разглядел нашу… «скульптурную группу», оценил, сразу ресницами своими белесыми — хлоп-хлоп:

— Господине… А как же?… Дык ехать надо. Ждут же ж нас.

А я через плечо на Хотенея глянул. Как Юлька выучила: спинку прогнуть, головку приподнять, потянуться томно, личико чуть повернуть через плечико, сначала глазки опущены, а потом ресницы — вверх, глянул — прямо в очи, будто выстрел прямой… и снова — опущены. Только чуть подрагивают. Типа: в смущении чувств. И потихоньку на исходную: головку, шейку, спинку…

Ох, как ему это понравилось! Аж в пальцах его… о-ох… отдалось.

Однако есть у него дела и «погорячее» меня:

— И правда, ехать надо. Ну, стало быть, до следующего раза.

Сказал, а самому не оторваться. Мягче стал мять-то, успокаивается. По спинке погладил, за ляжку ущипнул, хлопнул, вздохнул и… отпустил. Я в сторонку — шажок, разворот, глаз не поднимаю, пончо на место само упало, вроде, вся одежда в порядке, ручки сложил, вид — совершенно скромнейший.

Ну, чисто — девочка-гимназисточка. Чуть-чуть щёчки раскраснелись.

Многим мужикам такой женский тип нравится. «Искушённая невинность». Насчёт моего — не знаю, надо проверить, испытать.

Улыбочка лёгкая на лице. Типа загадочной джиокондовской. Только стервозности самую малость больше. И снова: глаза в глаза. И — убрать, глаза опустить, ресницами моими пушистенькими прикрыть.

И вздохнуть… прерывисто.

Хотеней аж крякнул. Снова ко мне потянулся. Отлично! Действует! Но…

— Господине… Дык кони ж осёдланы…

Они вышли, прислужницы их проводили, и бегом назад.

— Ну, что было, как?! Говори!

А меня трясёт.

От всего.

От рук его сильных, от страстей жарких, от взгляда его и дыхания, от ощущения победы, от…

Я Юльку за руку — хвать, брюхом её — на стол, подол — на голову, носком между колен стукнул. И — засадил… На всю глубину. Без прелюдий. От всей полноты чувств… Ох, как хорошо… Фатима только ко мне сунулась — я на неё рыкнул — вон выскочила. Юлька там что-то вякнула — кулаком по горбу. То она меня… дёргала, а теперь я ей… заправил.

Затихла. Ну я её и драл…! За всё пережитое…

Когда отпустил — вроде полегчало. В голове ещё звон кое-какой. Но — хорошо.

Вот так. С помощью беленькой попки, густых ресничек и пары отсутствующих в нужном нижнем месте лоскутков… И — всё! И — я здесь хозяин!

То прежде Юлька мне — овчинку на голову и верхом. А теперь — я её, как мне захотелось.

И её, и их всех! Как пожелаю.

То-то мои прислужницы теперь только полушёпотом. Что училки-мастерилки, сомневались во мне?! Теперь на задних лапках бегать будете! А там Хотеней к себе на подворье заберёт. И мы с ним — вместе. А все вокруг нас — под нами.

А здорово, что так просто мужиками управлять. Тут подставил, там наклонился, здесь глянул. Ну, потерпеть маленько. По первости, с непривычки… болезненно.

А мне тут всё — непривычно! Мне тут, что ни шаг — всё страшно больно и болезненно страшно!

Страхом больше, страхом меньше…

Но какой кайф! От того, что превозмог! Себя! Пересилил! Свой страх, свою боль.

Ещё: пьянит от власти. От власти над здоровым, сильным, богатым, красивым, умным… мужчиной. Многим вокруг — завидным, желанным, недостижимым. Господином могучим. Хозяином всего вокруг и меня самого.

Он может со мной сделать всё. Всё! Но, оказывается, я, сопливый мальчишка, холоп бессмысленный, неразумный, ни на что не годный, могу им управлять. Могу этой силой, этой властью — высшей, мудрой, безграничной… А то ли ещё будет!

Да ради этого любые муки можно вынести!

Тем более, что всяких разных мук мученических — я здесь уже похлебал вдоволь.

Как-то проскочила мысль: так это и тобой так же управляли? А ты-то думал…