Власть меча

Шаса сел на верхнюю ступеньку и уставился на спокойные зеленые воды залива.

Но постепенно до него дошел смысл слов Блэйна. Шаса подумал о работе, которую тот предложил, о важной военной работе, а потом подумал о Таре и Хьюберте Лэнгли. Тара… он увидел ее серые глаза и пышные рыжие волосы, и жалость к самому себе накатила на него холодной темной волной.

Шаса вяло встал и вернулся в хижину. Открыл шкаф над раковиной. Там стояла одна бутылка «Хейга».

– А куда девались остальные? – спросил он себя. – Мыши?

Он отвинтил крышку бутылки и взглядом поискал стакан. Все они были грязными, лежали в раковине. Шаса поднес бутылку к губам, и от паров спиртного его зрение прояснилось. Он опустил бутылку, не сделав ни глотка, и уставился на нее. Его желудок скрутило, и он почувствовал внезапное отвращение, физическое и эмоциональное.

Шаса опрокинул бутылку над раковиной, наблюдая, как золотистая жидкость булькает и кружит водоворотом над сливным отверстием. Когда все исчезло, к юноше с запозданием вернулось сильное желание выпить, и его охватило смятение. В горле горело и щипало, рука, державшая пустую бутылку, начала дрожать. Ему хотелось забыться, и от этого болели все мышцы и кости, а глаз жгло так, что Шасе пришлось энергично моргать.

Он швырнул бутылку о стену и выбежал на солнечный свет, вниз по ступням, на берег. Сорвав повязку с глаза и шорты, он бросился в холодную зеленую воду и поплыл кролем. К тому времени, когда он доплыл до устья бухты, у него болели все мышцы, а дыхание обжигало легкие. Шаса развернулся и, не снижая темпа, направился назад, к пляжу. Как только его ноги коснулись дна, он опять повернул и поплыл к концу мыса, а потом еще раз, и еще, час за часом, пока не вымотался настолько, что уже не мог поднять руку над поверхностью воды, и последнюю сотню ярдов с трудом одолел, плывя на боку.

Он выбрался на пляж, упал лицом вниз на влажный песок и лежал там, как мертвец. Лишь к середине дня он нашел в себе силы подняться и потащиться к хижине.

Остановившись в дверях, Шаса окинул взглядом учиненный им беспорядок. Потом взял из-за двери веник и принялся за работу. Только к концу дня он привел помещение в приличный вид. Единственное, с чем он ничего не мог поделать, так это грязное постельное белье. Он собрал его в узел, завернув в засаленное одеяло вместе со своей грязной одеждой, чтобы отвезти к мужчинам-прачкам дхоби в Вельтевредене. Потом наполнил чайник из бака с дождевой водой, что стоял рядом с задней дверью, и поставил его на плиту.

Шаса тщательно побрился, надел самые чистые рубашку и штаны, какие только нашел, и приладил на глаз повязку. Он запер хижину и спрятал ключ; потом, неся узел грязного белья, поднялся по тропе. Его «ягуар» покрылся пылью и пятнами морской соли. Аккумулятор почти сел, так что Шасе пришлось сначала толкать машину вниз по холму, а потом уже на ходу завести мотор.

Сантэн сидела в своем кабинете за письменным столом над грудой документов. Она вскочила, когда вошел Шаса, и уже готова была броситься к нему, но с немалым усилием сдержалась.

– Привет, chéri, хорошо выглядишь. Я беспокоилась о тебе… тебя долго не было. Пять недель.

Повязка на его глазу до сих пор приводила Сантэн в ужас. Каждый раз, когда она видела черную повязку на глазу сына, она вспоминала слова Изабеллы Малкомс: «Око за око, Сантэн. Попомни мои слова – око за око!»

Взяв наконец себя в руки, она спокойно подошла к сыну и подставила ему щеку для поцелуя.

– Я рада, что ты снова дома, chéri.

– Блэйн Малкомс предложил мне работу, военную работу. И я подумываю о том, чтобы принять это предложение.

– Я уверена, это что-то важное, – кивнула Сантэн. – Рада за тебя. Я могу здесь удерживать крепость, пока ты не будешь готов вернуться.

– Не сомневаюсь, что можешь, мама, – криво усмехнулся Шаса. – В конце концов, ты прекрасно справлялась с этим последние двадцать два года – удерживала крепость.

Длинный состав грузовых вагонов, который тащили два паровоза, одолел последний подъем перевала. На самых крутых участках локомотивы выпускали из клапанов яркие серебристые струи пара, и горы реки Хекс отражали рев их котлов.

С последним усилием локомотивы одолели перевал и вырвались на высокогорное полупустынное плато; быстро набирая скорость, они загрохотали по равнине, и цепь закрытых вагонов, извиваясь, тянулась за ними.

Через сорок миль после перевала поезд замедлил ход, потом с шумом остановился на маневровой площадке промежуточной станции у реки Тоус.

Сменная бригада ждала в домике начальника станции. Сменщики с веселыми шутками приветствовали прибывших, а потом поднялись в локомотивы и заняли свои места на площадках машинистов. Первый локомотив был отцеплен и уведен на запасной путь. Он больше не был нужен, потому что остальной путь, тысяча миль на север к золотым приискам Витватерсранда, шел по сравнительно ровной местности. И освободившийся локомотив должен был вернуться через горный перевал, чтобы возглавить следующий товарный поезд и помочь провести его по крутым подъемам.