– Эй, притормози! – шепнул ему Дэвид.
Он знал, что Шаса редко пил спиртное, да и то ограничивался бокалом вина или стаканом пива.
– Дэвид, мальчик мой! Не каждый день мой старый друг завоевывает олимпийскую медаль!
Шаса раскраснелся под загаром, а его глаза лихорадочно блестели.
– Имей в виду, я не потащу тебя домой! – предостерег его Дэвид.
Они пошли дальше по улице Кудамм, и Шаса смешил девушек, болтая всякую ерунду:
– Ach so, meine lieblings, dis is de famous Kranzlers[25] кофейня, не так ли? Зайдем и выпьем leetle шампанского, да?
– Это итальянский, а не немецкий! – сообщила ему Тара. – И думаю, ты уже перебрал.
– «Перебрал» – неподходящее слово в прекрасных устах, – заявил Шаса и потащил ее в элегантную кофейню.
– Довольно уже шампанского, Шаса! – запротестовал Дэвид.
– Мой дорогой мальчик, ты ведь не предполагаешь, что я буду пить за твою вечную славу одно лишь пиво?
Шаса щелкнул пальцами, подзывая официантку, и она наполнила четыре бокала пенящимся желтым вином.
Они хохотали и болтали так, что несколько секунд никто из них не замечал внезапной напряженной тишины, воцарившейся в переполненном кафе.
– О боже, – пробормотала вдруг Тара. – А вот и кавалерия.
В зал вошли шестеро штурмовиков в коричневых мундирах. Они явно заглянули сюда после какой-то церемонии или праздника в их полку, потому что двое несли свернутые флаги. К тому же они, судя по всему, уже успели выпить; они держались агрессивно и развязно, и некоторые из сидевших в кафе поспешили взять шляпы и куртки, заплатить по счету и уйти.
Штурмовики с важным видом уселись за столик по соседству с четверкой молодежи и заказали официантке большие кружки пива. Владелец кафе, желая избежать неприятностей, подошел к ним и подобострастно поклонился. Они немного поговорили. Потом владелец позволил себе отойти на пару шагов и отдать нацистский салют. Шестеро штурмовиков мгновенно вскочили на ноги и ответили таким же салютом, щелкнув каблуками высоких сапог и выкрикнув:
– Хайль Гитлер!
Матильда Джанин, выпившая полный бокал шампанского, взвизгнула от смеха, потом захихикала, не в силах удержаться. Внимание штурмовиков тут же сосредоточилось на ней.
– Заткнись, Мэтти! – умолял ее Дэвид, но от этого стало лишь хуже.
Матильда Джанин вытаращила глаза и даже покраснела от усилий, пытаясь сдержать хихиканье, но в результате у нее вырвалось нечто вроде громкого кашля, и штурмовики переглянулись, дружно двинулись вперед и встали плечом к плечу вокруг столика молодых людей.
Старший из них, здоровенный сержант средних лет, что-то сказал, и Тара ответила ему на школьном немецком.
– А, – заговорил сержант на английском с ужасным акцентом, – вы англичане.
– Моя сестра очень молодая и глупая. – Тара обожгла Матильду Джанин бешеным взглядом, но та снова сдавленно фыркнула в носовой платок.
– Они англичане, – произнес сержант в объяснение безумию гостей и уже хотел повернуться и отойти, но один из молодых штурмовиков продолжал пристально смотреть на Дэвида.
Наконец он спросил на приемлемом английском:
– Ты ведь спортсмен, бегун? Ты выиграл бронзовую медаль. Дэвид Абрахамс, да?
Дэвид скромно кивнул.
– Ты Дэвид Абрахамс, бегун-еврей.
Штурмовик продолжил тему, и Дэвид побледнел и застыл. Двое владеющих английским штурмовиков объяснили это остальным, слово «еврей» то и дело повторялось, а потом все они уставились на Дэвида с враждебным видом, сжав опущенные кулаки, и сержант громко спросил:
– Разве англичанам и американцам не стыдно позволять неграм и евреям завоевывать для них медали?
Прежде чем кто-то из компании успел открыть рот, Шаса встал, вежливо улыбаясь:
– Ребята, я бы сказал, вы лаете не на то дерево. Он никакой не еврей, он зулус.
– Как такое возможно? – недоуменно спросил сержант. – Зулусы ведь черные.
– И снова ошибка, старина. Зулусы родятся белыми. Они чернеют только тогда, когда их выставляют на солнце. А этого мы постоянно держали в тени.
– Да ты шутишь! – обвинил его сержант.
– Конечно я шучу! – Шаса передразнил произношение сержанта. – А ты не стал бы, видя то, что вижу я?
– Шаса, ради бога, сядь! – попросил Дэвид. – Могут быть неприятности!
Но Шаса, перебравший шампанского и готовый демонстрировать свое остроумие, похлопал сержанта по груди.
– Вообще-то, мой дорогой друг, если ты ищешь евреев, единственный еврей здесь – я!
– Так вы оба евреи? – резко спросил сержант, угрожающе прищурившись.
– Не будь ты таким балбесом! Я ведь уже объяснил: он – зулус, а я – еврей.
– Это ложь, – заявил сержант.
К этому времени все сидевшие в кафе уже внимательно прислушивались к разговору, и тем, кто не понимал английского, переводили их соседи.
Шаса, ободренный таким вниманием и безрассудный от шампанского, продолжил:
– Я вижу, мне следует доказать тебе свою правоту. Следовательно, чтобы тебя убедить, я посвящу тебя в древнюю тайну иудаизма и открою тебе один из важных секретов. Ты когда-нибудь задумывался о том, что мы делаем с тем маленьким кусочком кожи, который раввин отрезает от наших концов?
– Замолчи, Шаса! – повторил Дэвид.
– О чем это он? – с любопытством спросила Матильда Джанин.